Эрих Керн - Пляска смерти.

Пролог

Часть первая ДОРОГА НА ВОСТОК

Глава 1. Северное шоссе

Глава 2. На юг

Глава 3. Вдоль Черного моря к Мариуполю

Глава 4. К Таганрогу

Глава 5. Упущенные шансы

Глава 6. Танковое сражение на Кавказе

Глава 7. Сталинград

Часть вторая ОБРАТНАЯ ДОРОГА

Глава 8. Призрак Таураге

Глава 9. Нарвский плацдарм

Глава 10. Битва за Галицию

Глава 11. Сражение за Будапешт

Глава 12. Одержимость

Глава 13. Сталинградский счет

Эпилог

Спокойный, тихий полдень. Лежа на узкой крестьянской кровати, я обозреваю великолепие лимонного дерева за окном. Издалека, едва слышная, доносится песня марширующей роты. Канули в прошлое славные дни, связанные с перевалом Клиди, Касторией, с форсированием Коринфского залива и с торжественным парадом победы в Афинах. Вихрем проследовали мы по знаменитым историческим местам — Коринф, Дельфы, Фивы, горный проход Фермопилы.

Повсюду восторженные, ликующие толпы. Явственно ощущалось огромное облегчение, которое испытывали мужчины, женщины и даже дети оттого, что к ним пришли мы, а не итальянцы. С подобными проявлениями радости мы сталкивались и ранее в Венгрии, Румынии и Болгарии. Наши танки проследовали по ковру из болгарских роз, мы пили вино с македонскими крестьянами, делили с ними хлеб-соль.

Балканская кампания закончилась, мы снова оказались и быстрее и сильнее. Однако гордое сознание содеянного все-таки омрачала легкая тень досады. Итальянцы, следовавшие за нами на расстоянии нескольких дневных переходов, в своих армейских сводках хвастливо перечисляли захваченные ими города и деревни, которые мы передавали им.

Мне не забыть глаз старой женщины из Месолонгиона, с ужасом взиравшей на развевающийся султан берсальера (во время Второй мировой войны берсальерами назывались мотоциклетные и самокатные (на велосипедах) части, входившие в состав танковых и механизированных дивизий; всего у Италии было тогда 8 полков берсальеров. — Ред.). «Так вот как оно вышло, — проговорила она упавшим голосом. — Нехорошо вы, немцы, поступили».

Внезапно мои воспоминания прервались. Потолок надо мной раскачивался. Одним прыжком я выскочил в окно, застряв в раскидистых ветвях лимонного дерева. Землетрясение было недолгим. Вздрогнув еще несколько раз, земля успокоилась. В этот момент к моему дереву примчалась крестьянская семья, крестясь и что-то крича в сильнейшем возбуждении. Не понимая ни слова, я, крайне удивленный, спустился со своего импровизированного насеста и побежал на командный пункт роты. Там я увидел наших горных стрелков, столпившихся вокруг старшего унтер-офицера и взволнованно что-то говоривших. Я не сразу понял, что речь шла вовсе не о землетрясении. Солдаты слушали вражескую радиопередачу и хотели знать: правда ли, что Рудольф Гесс, заместитель фюрера по партии, приземлился с парашютом на территории Великобритании.

Это была, разумеется, сущая бессмыслица, и мы вволю посмеялись над горными стрелками — легковерными крестьянскими парнями из австрийской Штирии и из баварских Альп. Тем не менее они вернулись в свои казармы в большом смятении.

Вечером, однако, все подтвердилось. Рудольф Гесс действительно приземлился с парашютом на вражеской территории, не имея на то разрешения фюрера. Мы были потрясены, почувствовав легкое дуновение непонятного ужаса. Все говорили, перебивая и не слушая друг друга; потом наступило тревожное молчание.

На следующее утро меня вызвал к себе командир, чтобы дать мне чрезвычайно секретное задание. Помедлив какой-то момент, он в конце концов, откашлявшись, сказал:

— Вы должны собрать как можно больше информации о Советской России и о той части Польши, которую

она оккупировала в 1939 году (в сентябре 1939 г. СССР всего лишь вернул земли Западной Украины и Западной Белоруссии, оккупированные поляками в 1919–1920 гг. и закрепленные за Польшей, по итогам неудачной для Советской России войны мирным договором в Риге, подписанным 18 марта 1921 г. — Ред.).

В совершенном недоумении я смотрел на командира, а он, повысив голос, добавил:

— Мы начинаем кампанию на Востоке. Собираемся покончить с этой постоянной угрозой, покончить раз и навсегда.

Моей первой реакцией было чувство страха. Мне вспомнились слова Гитлера из его книги «Майн кампф» относительно войны на два фронта; затем официальное заявление в связи с пактом (от 23 августа 1939 г. — о ненападении. — Ред.), заключенным с Россией, тем самым пактом, который вызвал настоящий шок, особенно среди национал-социалистов, хотя фактически лишь отражал реально сложившуюся ситуацию.

Теперь все это предстояло выбросить за борт. Правда, угроза действительно существовала, величайшая угроза не только для Германии, но и для всего мира. Но стоило ли начинать что-то серьезное на Востоке именно теперь, не закончив дела на другой стороне? Разве было нам так уж необходимо снова вести войну на два фронта?

Большинство моих друзей в свое время пришли в ужас, узнав о советско-германском пакте, а я вздохнул с облегчением. Это был поступок, достойный самого «железного канцлера» (то есть Бисмарка. — Ред.). Именно так он и поступил бы, схватил бы быка прямо за рога, разорвав кольцо окружения. Если уж нет другого пути, если война неизбежна, то лучше повременить с ней по крайней мере до тех пор, пока мы справимся с опасностью за нашей спиной.

И вот внезапно все эти соображения отметались прочь. В моем мозгу пронеслось: «Но это абсурд, он меня разыгрывает. На самом деле это неправда, это не может быть правдой».

Но все это оказалось правдой. Суровой правдой.

Солдаты отнеслись к подобной перспективе равнодушно. Для них в этом не было ничего нового, они уже привыкли маршировать, если нужно, сражаться и умирать, но всегда побеждать. Они не часто над чем-то задумывались или размышляли.

В Вене я случайно повстречал давнего приятеля, близко связанного со службой информации министерства иностранных дел.

— Он отказался выслушать его! — воскликнул мой знакомый в сильнейшем возбуждении. — Даже не захотел встретиться с ним!

— Кто кого не захотел выслушать? — поинтересовался я.

— Наш фюрер! Отказался принять графа фон Шуленбурга, германского посла в Москве, ты ведь знаешь. Старина прилетел оттуда с кучей документов — сведениями о Красной армии. По разговорам, Молотов лично позаботился снабдить ими Шуленбурга, вероятно надеясь таким образом воспрепятствовать принятию рокового решения. У Шуленбурга были при себе и собственные разведывательные данные. Однако Риббентроп остановил его еще в коридоре гостиницы «Империал» и сказал, что решение фюрера окончательное и бесповоротное и что он не желает видеть графа. Бедняга Шуленбург был буквально вне себя. Он, дескать, не совершает ничего предосудительного, и у него с собой информация чрезвычайной важности… Риббентроп даже не дал ему договорить. Мол, все бесполезно, фюрер уже принял решение.