Жак-Ив Кусто - В мире безмолвия

Оба водолаза составили топографическое описание некоторой части пещеры. Оттонелли сообщал, в частности, что достиг дна на глубине сорока шести футов, после чего погрузился еще на столько же по наклонному тоннелю, начинавшемуся под огромным треугольным камнем. В то время когда он находился внизу, его цинковая лодка, плававшая на поверхности, перевернулась и тоже скользнула вглубь. Негри утверждал, что достиг глубины ста двадцати футов и обнаружил изгиб, от которого сифон поднимался вверх. Здесь же, по его словам, лежала и лодка Оттонелли. Устойчивый против коррозии металл отлично сохранился. Негри сообщал, что не смог продвинуться дальше потому, что его воздушный шланг задевал качающийся на остром выступе громадный камень, грозивший запереть его и обречь на мучительную смерть.

Исходя из всех этих сведений, мы и разработали свои планы. Мы с Дюма, связанные друг с другом тридцатифутовым канатом – совсем как альпинисты, – должны были составить первое звено. Длина другого каната, соединявшего нас с поверхностью, была рассчитана на основании измерений Негри и достигала четырехсот футов. Исходя из тех же данных, мы привесили к поясу груз значительно больший, нежели обычно, чтобы иметь возможность проникнуть в описанный Негри тоннель и устоять против течения в сифоне.

Чего мы не могли предусмотреть, спускаясь в грот, так это того, что сеньор Негри был наделен чрезмерным воображением. Топография пещеры в корне отличалась от его описания. Драматический репортаж Негри был, очевидно, весь передан с глубины пятидесяти футов, как только водолаз оказался вне поля зрения наблюдателей. Мы с Дюма едва не погибли, и все для того, чтобы узнать, что цинковая лодка Оттонелли скорее всего никогда не существовала. Правда, наши трагические приключения в недрах источника были вызваны не только этой дезинформацией: новый воздушный компрессор, которым заряжали наши баллоны, подготовил нам неприятный сюрприз.

Однако начнем по порядку.

Итак, мы находимся у водоема на поверхности. Мэр Гарсен одолжил нам свое канадское каноэ; мы спустили лодчонку на поверхность водоема и привязали к ней нашу «путеводную нить» – канат с тяжелым чугунным грузилом на конце, которое мы предварительно постарались спустить возможно глубже. Подводный проход был в одном месте отчасти перекрыт выступом скалы, однако нам удалось опустить чугунную чушку до глубины шестидесяти пяти футов. Старшина Жан Пинар вызвался нырнуть в легком скафандре, чтобы попытаться протолкнуть грузило еще дальше. Он вернулся посиневший от холода и доложил, что загнал чушку на глубину девяносто футов. Он не подозревал, что проник значительно глубже в грот, чем Негри.

Облаченный в шерстяное трико, я залез в специальный костюм собственной конструкции на глазах у восхищенной публики, усеявшей скалы вокруг впадины; среди зрителей находилась и моя жена, относившаяся ко всей этой затее с явным неодобрением. Дюма избрал итальянское военно-морское снаряжение типа «Фрогмен». Мы были нагружены, как ишаки: на каждом трехбалонная батарея, резиновые ласты, здоровенный кинжал и два водонепроницаемых фонаря – один на поясе, другой в руке. Через левое плечо у меня было переброшено три куска свернутого кольцом каната общей длиной в триста футов. У Дюма на поясе висели миниатюрный запасной акваланг, глубиномер и альпинистский ледоруб. Нам предстояло преодолевать каменистые склоны, и при нашем грузе ледоруб мог пригодиться.

На поверхности командование принял наш изобретательный заведующий материальной частью Морис Фарг, теперь уже лейтенант. Он должен был держать верхний конец каната с чугунным грузилом. Этот канат был единственной нашей связью с поверхностью. Мы разработали специальную сигнальную азбуку. Дернем один раз – Фарг должен натянуть канат, чтобы не цеплялся за камни. Дернем три раза – надо потравить канат. Шесть раз – сигнал тревоги, полным ходом тянуть наверх.

Мы собирались достигнуть «сифона Негри», оставить там чушку и нарастить канат за счет моих запасов. Затем мы будем подниматься вверх по сифону, постепенно разматывая канат. Мы предполагали, что наша цель находится где-нибудь за качающимся камнем Негри, в конце расщелины, которая, очевидно, ведет в другую пещеру, хранящую разгадку ежегодных извержений источника Воклюз.

Возбужденные предстоящим испытанием, мы ступили в водоем, поддерживаемые с обеих сторон товарищами. В последний раз оглянулись вокруг. Моим глазам предстал успокаивающий силуэт Фарга и теснящаяся около впадины толпа. Впереди стоял молодой аббат, явно ожидавший, что могут потребоваться и его услуги…

И вот мы погрузились. Вода сразу же облегчила наш груз. Мы остановились на минуту, чтобы выверить балласт и систему связи. У меня под эластичным шлемом имелся специальный мундштук, допускавший членораздельную речь под водой. У Дюма не было такого приспособления, но он мог отвечать мне кивками и жестами.

Я перевернулся вниз головой и нырнул в темное отверстие. Быстро проследовал мимо выступов в шахте, не боясь, что привязанный ко мне тридцатифутовым канатом Дюма отстанет. Прекрасный пловец, он мог в любой момент обогнать меня. Наше погружение носило разведывательный характер; за нами должны были последовать еще двойки. Мы намеревались, не теряя времени на изучение пути, добраться до чугунной чушки и доставить ее к изгибу «сифона Негри»; затем совершить быструю вылазку в тайники источника. Переносясь мысленно в прошлое, я вспоминаю теперь, что моим подсознательным желанием было возможно быстрее завершить первую разведку.

Я оглянулся назад и увидел Дюма: он плавно спускался вниз сквозь отверстие на фоне слабого зеленоватого сияния. Впрочем, теперь нам не было дела до неба. Мы очутились в ином мире, никогда еще не видевшем луча света. Тщетно силился я увидеть световую дорожку от моего фонаря: в подземном источнике совершенно не было взвешенных частиц, которые могли бы отразить свет [14]. Лишь иногда в темноте загорался световой кружок – это луч упирался в скалу. Увлекаемый вглубь тяжелым грузом, я продолжал нетерпеливо мчаться вперед вниз головой, не задумываясь о Дюма. Внезапно меня остановил рывок за пояс; сверху посыпались камни. Превосходя меня весом, Диди попытался притормозить ногой. Теперь в его скафандр просачивалась вода. С грохотом катились вниз здоровенные обломки известняка. Один из них ударил меня в плечо. Я смутно сообразил, что должен попытаться думать. Но… я не мог думать!

На глубине девяноста футов я нашел стоящую на уступе чушку. В свете фонаря она казалась отнюдь не предметом из другого мира, а составной частью всего окружающего. Все так же смутно я сообразил, что должен что-то сделать с этой чушкой. Я столкнул ее вниз. Она покатилась вслед за камнями. Мое затуманенное сознание не заметило исчезновения висевшего на плече запасного каната. Я не знал, что позабыл дать Фаргу сигнал потравить канат с грузилом. Я забыл о Фарге, забыл обо всем, что было позади. Тоннель изгибался под острым углом. Моя правая рука непрерывно крутилась, рисуя световые круги на гладко отполированной стене. Я двигался со скоростью двух узлов. Я был в парижском метро. Никто не попадался мне навстречу: ни одного окунька, ни одной рыбы вообще.