Жак-Ив Кусто - В мире безмолвия

Однажды на глубине сорока футов я полной грудью вдыхал воздух, подаваемый насосом Фернеза, как вдруг ощутил странный толчок в легких. Журчанье пузырьков накачиваемого воздуха прекратилось; я немедленно перекрыл мускульным усилием горло, сохраняя в легких остаток воздуха. Потом потянул трубку – она подалась безо всякого сопротивления. Оказалось, что она переломилась у самой поверхности. Я поплыл к лодке. Только потом я понял, какая опасность мне грозила. Не перекрой я инстинктивно свой собственный «клапан», вода ворвалась бы через трубку под страшным давлением в легкие.

При испытании изобретений, когда на карту поставлена жизнь, подобные инциденты только увеличивают стремление добиться успеха. Мы принялись изучать меры защиты против повреждения трубок. Как-то раз Дюма нырнул с аппаратом Фернеза на семьдесят пять футов; я наблюдал за трубкой. Вдруг она переломилась. Дюма оказался в западне на глубине, где давление втрое превосходит атмосферное. Я перехватил трубку, не дав ей затонуть, и стал лихорадочно вытаскивать ее, ожидая самого худшего.

Снизу чувствовались какие-то сильные рывки. Наконец показался Дюма, трясущийся, с красным лицом и выпученными глазами, но живой! Он тоже своевременно задержал воздух, после чего стал лезть вверх по трубке, как по канату.

Мы продолжали возиться с этим аппаратом, покуда не добились того, что он стал работать сравнительно надежно, но зависимость от насоса сковывала нас, а нам хотелось свободы передвижения.

Мы мечтали о самоуправляющемся аппарате, использующем сжатый воздух. Вместо приспособления Ле Приера, связанного с необходимостью выпускать воздух вручную, мне хотелось иметь автоматическое устройство наподобие того, что применяется в кислородных масках для высотных полетов. Я отправился в Париж в поисках инженера, который мог бы понять, о чем идет речь. Мне посчастливилось встретить Эмиля Ганьяна, эксперта по газовому оборудованию, состоявшего на службе одной крупной международной корпорации. Это было в декабре 1942 года. Я изложил Эмилю свои требования; он кивнул поощрительно головой и прервал меня: «Что-нибудь вроде этого? – Он протянул мне маленькую бакелитовую коробочку. – Это мой клапан для автоматической подачи горючего газа в автомобильный мотор». В то время бензин был дефицитным товаром, и шли усиленные поиски путей замены его газом. «Тут есть нечто общее с вашей проблемой», – сказал Эмиль.

Через несколько недель наш первый автоматический регулятор был готов. Мы избрали для его опробования уединенное место на Марне. Эмиль стоял на берегу; я вошел в воду. Регулятор подавал воздух в изобилии без каких-либо усилий с моей стороны. Однако, как и в аппарате Фернеза, происходила расточительная утечка воздуха через выдыхательную трубку. Я попробовал стать на голову – подача воздуха почти прекратилась. Дышать было нечем. Тогда я принял горизонтальное положение; воздух стал поступать безотказно. Но как же мы будем нырять, если регулятор не позволяет плыть вниз головой?

Обескураженные и разочарованные, мы направились домой, пытаясь понять, в чем дело. В наших руках было чудесное изобретение; оно сначала понижало давление воздуха со ста пятидесяти до шести атмосфер, а затем регулировало его плотность и количество соответственно потребностям дыхания.

Решение было найдено еще до того, как мы доехали до Парижа. Когда я стоял в воде в нормальном положении, отверстие для выдоха оказывалось на шесть дюймов выше отверстия для вдоха; создающаяся разница давлений обеспечивала сильный непрерывный ток воздуха. Если же я переворачивался вниз головой, то выходное отверстие оказывалось ниже входного, ток воздуха прерывался. В горизонтальном положении оба отверстия находились в условиях равного давления, и регулятор действовал безупречно. Выход оказался весьма простым: нужно было расположить оба отверстия возможно ближе одно к другому, с тем чтобы разница давлений не нарушала тока воздуха. Улучшенная конструкция была испытана в бассейне в Париже и действовала безотказно.

Первое лето на море с аквалангом прочно запечатлелось в нашей памяти. Это было в 1943 году, в разгар войны, в оккупированной противником стране, но мы настолько увлеклись нырянием, что не обращали внимания на необычные обстоятельства. Мы жили на вилле Барри: Дюма, Тайе с женой и ребенком, кинооператор Клод Хульбрек с женой, наконец, мы с Симоной и наши двое малышей. Часто гостил у нас вместе с женой наш старый друг Роже Гари, директор марсельской фабрики красителей. В глазах оккупантов мы должны были казаться довольно унылой компанией отдыхающих.

Не так-то легко было насытить двенадцать голодных ртов. Тайе отправился в деревню и привез пятьсот фунтов сушеных бобов, которые мы сложили в углехранилище и ели на завтрак, ленч и обед, лишь изредка изобретая что-нибудь для разнообразия. Ныряльщики тратят больше калорий, чем рабочие горячих цехов. Нам удалось получить рабочие карточки первой категории, что давало нам несколько граммов масла и сравнительно большой паек хлеба. Мясо было редкостью. Рыбы мы ели мало, так как рассчитали, что при нашем ослабленном состоянии подводная охота повлечет за собой больший расход калорий, нежели сможет возместить наш улов.

За это лето мы пятьдесят раз ныряли с аквалангом. Однако чем больше мы привыкали к нему, тем больше опасались внезапной катастрофы. Этому научили нас неудачи с насосом Фернеза. Дело шло слишком благополучно. Инстинкт подсказывал нам, что невозможно так запросто покорить океан. Каждый день Дюма, Тайе и меня подстерегала в глубинах непредвиденная западня.

Друзья на берегу выслушивали наши отчеты из подводного мира с безразличием, приводившим нас в бешенство. Пришлось обратиться к фотографии, чтобы иметь возможность показать виденное нами. Поскольку мы постоянно находились под водой в движении, мы сразу же начали с кино. Первой нашей съемочной камерой был престарелый «Кинамо», приобретенный мною за двадцать пять долларов. Папаша Хейник, венгерский беженец, изготовил для него замечательную линзу; Леон Веш, машинист торпедного катера «Марс», – водонепроницаемый футляр. В связи с военным временем было невозможно раздобыть тридцатипятимиллиметровую пленку. Мы накупили пятидесятифутовые катушки ленты к «Лейке» и склеивали ее до нужной длины в темной комнате.

Одним из мест наших съемок был остров Планье, лежащий на главном рейде Марселя: на этом острове находился знаменитый маяк, который отступающие немцы разрушили в 1944 году. Около Планье затонул на предательской скале английский пароход «Дальтон», водоизмещением в пять тысяч тонн. Нос судна лежал на глубине пятидесяти футов, откуда скала спускалась круто вниз.