Гарри Каспаров - Безлимитный поединок

Выбора у меня, впрочем, не было; спортивные руководители дали это ясно понять Юрию Мамедову, возглавлявшему мою делегацию. Но значительная часть нервной энергии была потрачена как раз в тот момент, когда она требовалась больше всего, а этого они и добивались.

Я приступил к игре, не обретя необходимого душевного равновесия. Кроме того, я знал, что надо преодолеть громадные препятствия, и поэтому очень нервничал. Впоследствии мне говорили, что я начал матч весьма уверенно, но на самом деле это было не так.

В известном смысле я слишком легко победил своих предыдущих противников. Теперь же, когда от меня потребовалось напряжение всех сил, я не был к этому готов — словно боксер, всегда побеждавший нокаутом в первых раундах, а в очередном бою вынужденный провести на ринге все пятнадцать. Я также не был хорошо знаком со стилем Карпова, тогда как он имел не только время хорошенько изучить мой стиль, но и возможность подключить к анализу сильнейших советских гроссмейстеров.

Перед матчем я не сомневался, что как-нибудь выиграю и у чемпиона. Увы, я был слишком самонадеян, «как-нибудь» не получилось, борьба растянулась на долгие месяцы. Матч был безлимитным, но я никак не предполагал, что нам будет суждено испытать эту безлимитность столь буквально.

10 сентября Карпов передвинул свою королевскую пешку с е2 на е4, и начался самый продолжительный матч за всю историю шахмат. Местом его проведения стал Колонный зал Дома союзов, тот самый, где девять лет назад Макс Эйве провозгласил Карпова чемпионом мира.

Матч развивался по сценарию, предугадать который было не под силу даже, наверное, самой Кассандре. Позднее я узнал, что журнал «Огонек» объявил конкурс: читатели должны были предсказать результат и продолжительность матча и по возможности его сюжет. Понятно, что все призы остались в редакции. То, что произошло, предвидеть было невозможно.

Из первых девяти партий я проиграл четыре. Представьте: за минувшие два года проиграть три партии, а тут сразу четыре! Могу сказать, что играл я плохо. Хотя тут существует известное заблуждение: каждый проигравший уверяет, что он играл плохо, но победитель почему-то говорит обратное: соперник был силен, но я — сильнее. Знаю об этом, и все же продолжаю настаивать, что играл плохо. Карпов как шахматист был хитрее и изворотливее меня, не говоря уже об опытности вообще и в матчевой борьбе в особенности.

В целом матч делится на три стадии. «Первая отличалась некоторой моей нервозностью и довольно большим количеством ошибок, — сказал я в послематчевом интервью корреспонденту ТАСС. — Раньше в этой ситуации нашел свою игру чемпион мира: сказался его значительно больший матчевый и турнирный опыт. На этом этапе Карпов играл в присущей ему манере, точно рассчитывая варианты и используя с максимальной выгодой каждый мой промах. Затем последовала длительная серия ничьих. Здесь торжествовало искусство защиты. В этот период ритм поединка стал приобретать ровный, устойчивый характер. И наконец, последняя треть матча, по-моему, была отмечена наиболее содержательными партиями с точки зрения качества игры. Борьба обострилась».

Мы начали матч без разведки, во что бы то ни стало стремясь захватить игровую инициативу. Я совершил несколько грубых ошибок, особенно во 2-й партии, которую Кин назвал «одной из самых яростных и ожесточенных» из всех, виденных им. Возникла позиция, какие я обычно выигрываю, но, по словам Кина, «на Каспарова нашло затмение». В конце, после того как Карпов в цейтноте прошел мимо выигрывающего продолжения, я уже был рад, что подвернулся вечный шах.

В 3-й партии я применил в дебюте сомнительную новинку, а затем, пытаясь разрешить возникшие проблемы, некорректно пожертвовал пешку. Карпов использовал эти ошибки с хирургической точностью, впервые дав мне ощутить леденящий холод своего скальпеля. На 27-м ходу в 6-й партии у меня был прекрасный шанс достичь успеха, но момент был упущен, и, как сказал один комментатор, «остаток партии превратился в пытку для белых». А в 7-й партии чемпион нанес сильный удар по защите Тарраша, верой и правдой служившей мне в претендентских матчах. Самое обидное, что играл я эту партию неплохо, но в конце допустил совершенно непостижимый промах. Очередное затмение! Именно тогда Ваганян сказал: «Каспаров бьет, бьет, атакует, а в результате получает проигранные позиции, в лучшем случае — ничейные. Так может образоваться комплекс». А Кин предрек, что матч продлится не более 12 партий: «Блестящая карьера Каспарова не дала ему опыта неудач, поэтому вряд ли он сможет преодолеть психологический шок от непрерывных поражений».

Ну, комплексовать я не собирался, а вот подумать о том, чтобы изменить тактику борьбы, действительно не мешало. Иначе матч мог закончиться очень скоро и самым скверным для меня образом. Отныне я стал действовать предельно осторожно, стараясь исключить в игре даже малейший риск. Не в моем характере играть бесцветно, но я знал, что иного выбора нет. Когда тонешь, не время думать о том, красиво ли ты плывешь.

Возвращаясь сейчас мысленно назад, в те драматические дни, я думаю, что одна из причин моего провала на старте заключалась в отсутствии опыта борьбы на чемпионском уровне. Даже претендентские матчи не могут идти в сравнение с финалом. Здесь Карпов был профессионалом, я — любителем. Я только догадывался о законах борьбы на высшем уровне, Карпов их знал во всех нюансах. Он был спокоен и уверен в победе, я лишь надеялся на успех. У меня перед началом поединка не было не только необходимого опыта, не было даже верного представления о том, что такое этот опыт. Понимание всей многозначности этого понятия пришло позже, ценой больших потерь. Это и необходимые знания, и правильная оценка своих сил, и способность определить критический момент борьбы, наметить верную стратегическую линию, и умение сохранять объективность и хладнокровие в каждой встрече и на протяжении всего матча.

После поражения в 9-й партии казалось, что Кин близок к истине. На 46-м ходу я грубо ошибся — то ли из-за переутомления, то ли по небрежности, но как бы то ни было счет стал 4:0 не в мою пользу. Это была катастрофа! Нечего удивляться, что все меня уже похоронили и стали говорить обо мне как бы в прошедшем времени. «Мы с Кином торопились к середине матча, а, похоже, прибыли к концу, — сетовал англичанин Спилмен. — Карпов всегда хорошо играл, но чтобы так, я даже не ожидал. А Каспаров, наверно, разнервничался. Молодой еще. Нервы не в порядке. Волю не закалил».

Осталось, как говорится, завернуть и упаковать противника, то есть меня. Но тут Карпов допустил ошибку, нарушив непреложный закон борьбы, — противника надо добивать. Он решил, что я сам дозрею и свалюсь. Конечно, резон в этом был — четыре очка перевеса не шутка, мог и свалиться. И он ослабил напор. Если бы Карпов продолжал играть, как в начале матча, думаю, все закончилось бы к партии 20-й. Может, при этом он и проиграл бы пару партий, но на результате борьбы это не отразилось бы. В интервью, данном после матча корреспонденту ТАСС, Карпов признал: «Я тоже, имея запас в четыре очка, не стремился к обострениям. Может быть, это и была моя ошибка, надо ковать железо, пока горячо».