Лидия Яновская - Записки о Михаиле Булгакове

В письме подробные — так и хочется съездить посмотреть — координаты погоста Горы: близ деревни Цапелька, на шоссе Санкт-Петербург — Псков, при церкви Архистратига Михаила, которой, впрочем, давно нет.

А далее обстоятельнейшая биография псаломщика, затем священника и снова — увы! — псаломщика Александра Ивановича (вот и отчество!) Горского. Теперь могу вычислить: Александра Александровна родилась, вероятнее всего, в городе Выру, где в 60-е годы XIX столетия служил «вторым священником» ее отец... Было А. И. Горскому в год рождения младшей дочери за сорок... А потом в жизни этого провинциального русского батюшки случилось невероятное: в 1876 году пятидесятитрехлетний священник был «запрещен (за что, неизвестно) в священнослужении и определен псаломщиком в один из приходов на территории нынешней Латвии», пишет Владимир фон Беренс. В 1880 году А. И. Горский еще служит псаломщиком (погост Смолино на Псковщине); вероятно, в священничество возвращен не был, — по крайней мере, данных об этом, как и даты его смерти, нет...

Любопытно, что мог натворить неукротимый священник? И не в него ли самостоятельностью дочь Александра и бесстрашием своим — внучка Елена? Не думаю, чтобы в поступке Александра Горского было что-то постыдное; сужу по тому, что Александра Горская-Нюренберг и любила своих родителей, и гордилась ими: именем отца она назвала своего первенца Александра, именем матери — дочь Елену. Еленой Васильевной звали жену Александра Горского — бабушку нашей Елены Сергеевны. Это тоже из письма Владимира фон Беренса.

Но и это не все. Ибо в ходе исследований, как и в жизненных сюжетах, нет концовок. Сюжеты переливаются один в другой.

Уже в Израиль верный Юрий Кривоносов прислал мне раздобытую им фотокарточку. Надписал: «Горские. Внизу в белом — Александра». И я увидела — а теперь и читатели могут увидеть — семейство Горских в полном составе.

В центре — глава семьи, священник Александр Горский. У его левой руки, твердо упершейся в колено, с достоинством сидит крепкая старуха в черном. (Может быть, это мать священника, прабабушка Елены Сергеевны?) А правая рука грозного батюшки, по-хозяйски заведенная за спинку стула, на котором сидит его жена, полуобнимает красивую и светскую попадью. Позади новобрачные — старшая дочь Аполлинария и ее молодой муж, будущий священник, Иван Кедров; рядом — сыновья Горского Виктор и Павел. (Имена мне известны из уже цитированной записи Е. С. — ОР БЛ—РГБ, 562.28.14; правда, не знаю, кто тут Виктор, кто Павел.)

Лицо главы семьи важно, брови принахмурены, но вся фигура излучает надежность, и хорошо видно, что младшие дети уверены в отцовской любви. Маленькая Александра сидит, спокойно положив локоть на отцовское колено. Младший мальчик рядом с отцом... Рассаживавший всех фотограф поместил его руку на высокую спинку стула, рука соскользнула на отцовское плечо, но и отец и сын чувствуют себя при этом вполне комфортно.

А более всего на этом снимке меня занимает попадья. Та самая, чье имя унаследует Елена Булгакова. У Елены Васильевны нерусское лицо и очень белые волосы. Седина? Нет, волосы слишком белы и густы для ранней седины. Это не седина, это очень светлые, почти белые волосы тевтонки. Немка Елена Васильевна, вот что. Псковская губерния граничит с Прибалтикой, и среди православного духовенства и в Псковской губернии, и в Прибалтике немало немцев...

Пятидесятилетняя попадья свежа, моложава, очень энергична. У нее легкие, сильные, скучающие от краткого безделья руки. И — белый воротничок! Так вот откуда поражавшие соседку белые воротнички Александры Александровны и невероятная аккуратность фантастической Елены Сергеевны...

Фотография не датирована. Но это не сложно — дату можно рассчитать по приблизительному времени вступления в брак молодых Кедровых (биография И. И. Кедрова, краткая и насыщенная информацией, также приведена в письме замечательного Владимира фон Беренса). И решительный, грозно нахмуривший брови батюшка в центре группы явно еще не разжалован. И самостоятельной девочке, уверенно сидящей у его ног, Александре, лет десять. Снимок сделан в 1875 или 1876 году.

Но что знал Булгаков о происхождении своей любимой? Думаю, больше, чем мы с вами, дорогой читатель. Она с удовольствием говорила с ним на эти темы, и он — слушал.

«Ты знаешь, он очень любил слушать мои рассказы о детстве, о нашей семье. Я всегда считала папу энциклопедией, в которой все можно узнать. Миша тоже был таким же всеведущим», — писала Е. С. брату Александру в феврале 1961 года («Дневник Елены Булгаковой», с.329).

«По моим постоянным рассказам он знает и ценит тебя», — писала матери 15 февраля 1939 года (ОР БЛ—РГБ, 562.33.21).

«Мы постоянно говорим о тебе, о папочке — с Мишей, с Сережей. Я им рассказываю про вас обоих, моих дорогих, ведь я так горжусь вами. А сейчас я особенно нежно, особенно любовно стремлюсь все время рассказывать о вас. И оба, и Миша и Сережа, ужасно любят, когда я им рассказываю про вас», — матери, 15 ноября 1933-го (562.33.20).

Итак, отец ее считался балтийским немцем. Мать была русской поповной. Один дед — еврей Мордко-Лейба из Бердичева. Другой — строптивый священник Псковской губернии. А бабушки? Кто были ее бабушки? А прабабушки? А прапра?.. Через какую из этих линий примысливал дерзкий и насмешливый Булгаков ее кровное родство с династией Валуа?

«Ах, королева, — игриво трещал Коровьев, — вопросы крови — самые сложные вопросы в мире!.. Я ничуть не погрешу, если, говоря об этом, упомяну о причудливо тасуемой колоде карт. Есть вещи, в которых совершенно недействительны ни сословные перегородки, ни даже границы между государствами».

«Как причудливо тасуется колода! Кровь!» — вторил ему Воланд.

«Королева моя французская», — шептал Михаил Булгаков...

1995 — 1996

Нельзя было уехать, не объяснившись.

Редактору толстого журнала — очень славному человеку и хорошему писателю — я сказала:

— Если бы вашу собственную повесть... вот такого же размера, как «Собачье сердце»... и с таким же количеством искажений... вы бы?..

Нет, нет! Даже в запале невозможно было сказать до конца. Я нашла эвфемизм: — Вам... стало бы плохо?

Он посмотрел мне в глаза добрыми и усталыми глазами и произнес не сразу:

— Мне стало бы плохо. А ему — ничего...

— Потому что он уже умер? — не поняла я.

— Потому что он — великий писатель.

Повесть Михаила Булгакова «Собачье сердце» вышла в свет в 1987 году, в шестом номере журнала «Знамя». Впервые в России. Через шестьдесят два года после того, как она была написана.

Проходит немало времени, прежде чем я отваживаюсь написать — нет, не главному редактору — заместителю главного редактора журнала Владимиру Лакшину, по инициативе которого состоялась публикация. Молчу, ношу в себе, откладываю... Не знаю, как он перенесет этот удар: в публикации больше тысячи искажений.