Алан Маршалл - Это трава

Я не слышал их разговора, но догадался, что человек этот чем-то хвастается. Он помахал пачкой денег, и я понял, что ему нужно.

Немного погодя Драчун снял передник и повесил его на ручку тележки. Обратившись ко мне, он сказал:

— Пригляди за тележкой, а я немного прогуляюсь с этим парнем. — Он окинул взглядом мой костюм, взял передник и повязал его мне. — Так не запачкаешься, будешь о него вытирать руки.

— Ты надолго? — спросил я, рассматривая передник, придававший мйе довольно-таки нелепый вид.

— Нет, на часок, не больше.

— Черт! — воскликнул я в тревоге. — Так долго! Как же я тут управлюсь?

— Ничего, управишься.

Он зашагал по Флиндерс-стрит, немного опередив того мужчину, делая вид, что не имеет к нему никакого отношения. Он старался не бросаться в глаза, весь сжался, чтобы быть как можно неприметнее, а сам внимательно поглядывал по сторонам, чтобы удостовериться, что его не видит никто из знакомых. Ведь если приметят, то и запомнят. Прежде чем рука полицейского ляжет вам на плечо, надо, чтобы кто-то вас приметил и запомнил. С этого все и начинается.

Спутник Драчуна выпрямился и поправил галстук. Мысль о жене, по-видимому, неотступно преследовала его, и он всячески старался показать, что угрызения совести ничуть его не тревожат.

Драчун часто оставлял меня присматривать за тележкой, когда ему нужно было перемолвиться с кем-нибудь словом наедине в дверях какой-нибудь лавки, но такие встречи отнимали у него обычно несколько минут. Никогда еще он не оставлял свою тележку на мое попечение на целый час. Я решил, что он повел своего спутника на Литтл Лонсдэйл-стрит, только мне показалось странным, что он отправился с ним сам, вместо того чтобы предложить подождать у тележки, пока он приведет женщину.

Я усердно занялся продажей пирожков. Постоянных покупателей я знал и с удовольствием слушал их замечания насчет моей новой роли.

— Ну, Боб, сегодня томатного соуса нам достанется вдоволь — на посту Алан, — сказал один рабочий своему приятелю, а затем, обращаясь ко мне, добавил: — А ну поливай веселей, не будь таким скупердяем, как Драчун; промочи пирожки как следует.

Я щедро поливал соусом пирожки, которые мне протягивали покупатели.

— Вот так дела, — восклицал рабочий, — смотри, ты все кругом залил, черт бы тебя подрал, но ничего — продолжай в том же духе.

— Горячие пирожки и сосиски! — кричал я, смущенно подражая голосу Драчуна, решив, что уж если играть роль, то до конца.

— И соусу не пожалеем, — присоединился ко мне рабочий, оторвавшись от своего пирожка, с лицом перемазанным красным.

То, что и он участвует в продаже, доставило ему большую радость; согнувшись в три погибели над своим пирожком, он просто давился от смеха.

— И в каждом пирожке запечена мышь, — гаркнул его приятель, охваченный таким же порывом веселья.

Шутка эта привела их в восторг. Теперь уже оба покатывались со смеху. Они так и ушли, громко хохоча.

Когда Драчун вернулся, я передал ему передник и выручку, заметив при этом:

— Чего-чего, а соусу я не пожалел.

— Ладно! — сказал он, повязываясь передником и разглаживая складки.

Он подошел к огню, выпрямился и начал громко выкрикивать свое обычное «Горячие пирожки и сосиски», но мне показалось, что интонация его слегка изменилась с той минуты, как он ушел с незнакомцем. Голос звучал несколько по-иному, словно он испытывал облегчение оттого, что снова может торговать, словно эти выкрики переносили его из одной жизни в другую. Они как бы подтверждали его положение уличного торговца, освобождая от ответственности за поступки, совершенные в той, другой жизни.

Выкрикнув несколько раз, он улыбнулся, чувствуя, что снова утвердился в своей почтенной профессии — продавца пирожков — занятии, пользовавшемся уважением даже полиции.

Затем он принялся внимательно рассматривать свои руки, сжимая и разжимая пальцы. Опустил руку в карман, вытащил, озираясь по сторонам, пачку денег, поднес ее к печной дверце и внимательно посмотрел, склонив набок голову.

— Где ты оставил того пария? — спросил я, охваченный внезапной тревогой.

— Лежит себе под вязом в Садах Фицроя.

— О, господи, — крикнул я в испуге.

— Ничего с ним не случится; походит пару дней с подбитой челюстью, только и всего.

— Что?.. Как же это?.. Ты взял у него деньги? — Я почувствовал, как все во мне похолодело.

— Да, я думал, что у него их больше. Каких-то несчастных двенадцать монет.

— Он приведет фараонов, — крикнул я, охваченный паническим страхом. Сейчас они явятся.

Драчун посмотрел на меня с невозмутимым видом:

— Женатый никогда не пойдет в полицию.

Я хотел возразить ему: «Разве можно быть уверенным», — но в душе знал, что он прав.

Он понял по выражению моего лица, что я встревожен, и сказал:

— Выкинь это из головы. Если бы я не взял у него деньги, это сделала бы первая шлюха, за которой бы он увязался, обобрать такого пара пустяков. Самый обыкновенный лоботряс; подцепит где-нибудь болячку и наградит ею свою хозяйку. Тут хоть приедет домой чистеньким…

Я хотел что-то заметить по поводу сказанного Драчуном, но он прервал меня:

— А вот и она. — Его грубое лицо смягчилось, горькие морщины слегка разгладились, его словно подменили. Он выпрямился, будто желая выразить кому-то свое уважение и признательность.

То же самое произошло и со мной, потому что я разделял его чувства к маленькой девочке, подходившей к нам. Она была в школьной форме и держалась за руку матери. Ей можно было дать лет восемь; у нее были каштановые волосы и черные глаза, и, подходя к нам, она улыбалась в радостном предчувствии.

Мир, открывавшийся ей, она наделяла теми качествами, которыми обладала сама, так что он становимся как бы ее чудесным отражением. Под ее взглядом все предметы словно озарялись невидимым светом, и, смотря на них, она начинала сиять, даже не догадываясь, что сама является источником их очарования.

Я был уверен, что она пришла к нам из мира книг, музыки и хороших людей, из мира, где все любят и уважают друг друга и где никому не приходится вести непрерывную борьбу за жалкое существование, за то, чтобы тебя не засосала мутная тина.

Мать ее, стройная, нарядная женщина, улыбалась нам без тени пренебрежения. Каждый четверг вечером она вместе с дочерью проходила мимо нашей тележки, и мы всегда с нетерпением ждали ее появления. Не знаю, чем это объяснить, но после их ухода мы становились добрее друг к другу и к окружающим.

Драчун говорил мне, что однажды после их посещения он дал взаймы целый фунт «самому большому мерзавцу» во всем Мельбурне.

— Но нет худа без добра. С той поры я его ни разу не видел.

И вот они появились; девочка нетерпеливо тянула мать за руку.