Александр Яковлев - Цель жизни

Наконец все необходимые разговоры и приготовления были закончены. И все же меня мучили сомнения насчет Пашиной квалификации. Уже перед самым полетом я спросил его, на каких самолетах он летает. На это он, не задумываясь, лихо ответил:

— Как на каких?! На всех. Кроме заграничных, конечно, — добавил он.

Лучше бы мне и не задавать ему этого вопроса. Его ответ необыкновенно взволновал меня. Ведь в то время, в 1925 году, у нас еще не было своих отечественных конструкций самолетов и наши летчики в основном летали на заграничном трофейном старье.

Но делать было нечего. Планер стоял на старте. Команда растягивала амортизаторы, а Федрови привязывался ремнями к сиденью.

— Готово, давай! — крикнул Паша.

Амортизатор натягивался все больше и больше, стартер взмахнул флажком, планер покатился, плавно отделился от земли, пролетел некоторое время, вдруг завилял хвостом, накренился, стукнулся правой стороной шасси о землю, чиркнул крылом, круто развернулся и оказался на брюхе, со сломанными шасси.

— Так и знал! — крикнул я в отчаянии, подбегая к распластавшемуся на земле планеру и готовый избить незадачливого летчика-испытателя. — Какой вы летчик? Вы, товарищ, подлец, а не летчик! — не выдержал я, чуть не плача.

— Всяко бывает, — сказал Паша. — Ничего, не волнуйтесь, чините шасси, попробуем еще разок.

Шасси мы, правда, быстро починили. Потом на планере разными летчиками было совершено много удачных полетов, но Паше, понятно, летать на нем уже не пришлось.

Мог ли я поверить, если бы мне сказали, что через 15 лет в один прекрасный день, незадолго до войны, в наше конструкторское бюро назначат нового шеф-пилота и это будет… Паша Федрови?

Тем не менее случилось именно так. Но теперь это был отважный профессиональный летчик, с огромным летным опытом, отличный знаток своего дела. Человек, к которому все относилась с большим уважением. Грудь его была украшена орденами, и он носил высокое звание полковника. И обращались к нему уже не «Паша», а «Павел Яковлевич».

Но, несмотря на это, Паша остался таким же, как и в молодости: весельчаком, человеком непосредственным и удивительно общительным. Его умение знакомиться с людьми и сближаться с ними иногда поражало.

Не могу без улыбки вспомнить о таком случае.

Однажды отправились мы с ним в Ленинград. Только поезд отошел от вокзала, Паша вышел в коридор, и я сразу услышал, как он с кем-то радостно и оживленно разговаривает. «Ну, — думаю, — какого-то друга встретил».

Паша вернулся в купе с человеком удивительно знакомой внешности, и не успел я еще сообразить, что это артист Аркадий Райкин, как Паша толкнул смущенного Райкина ко мне:

— Знакомься, Аркадий, с конструктором! Когда Райкин ушел к себе, я сказал Паше:

— Вот не знал, что вы с ним приятели!

— Какие приятели?

— Да ведь ты с ним на «ты» и называешь просто Аркадий.

— А как же мне с ним? Его отчества я ведь не знаю… Сам только познакомился, — засмеялся Паша.

Другой случай.

Пошли мы с Пашей в Большой театр на балет «Дон-Кихот». Одну из самых выигрышных партий — уличную танцовщицу — исполняла молодая, недавно окончившая тогда балетную школу и подававшая большие надежды, Майя Плисецкая. Танцевала она блестяще. Буря аплодисментов сопровождала ее номер с момента появления на сцене. Дирижировал знаменитый Юрий Файер, с которым мы были знакомы.

Юрий Федорович пригласил меня зайти после спектакля к нему домой поужинать.

— Будет и Майя, — сказал он.

Мы с Пашей пришли, когда уже рассаживались за столом, и посадили нас так, что Майя оказалась рядом с нами. Я поздоровался с ней как полагается — поцеловал руку, а Паша по своей привычке обращаться со всеми запанибрата довольно бесцеремонно хлопнул молоденькую балерину по колену:

— Ну, как дела, Маечка?

— А вот как! — воскликнула Майя шутливо и довольно звонко хлопнула Пашу по щеке.

Воцарившуюся на миг тишину и неловкость нарушил Громкий хохот Паши.

— Молодец, Майка! — нашелся он.

— Вот и познакомились, — мило улыбнулась ему Плисецкая.

Вечер прошел очень весело и непринужденно.

Было много случаев, когда Павел Яковлевич, рискуя собственной жизнью, выполнял ответственнейшие полеты, чтобы быстрее и лучше отработать новые образцы истребителей.

Всем ЯКам военных лет дал путевку в жизнь летчик-испытатель генерал Федрови. А за годы войны было выпущено более 30 тысяч истребителей ЯК-1, ЯК-3, ЯК-7 и ЯК-9.

В течение многих послевоенных лет испытателем ЯКов был Сергей Николаевич Анохин — парашютист, планерист, летчик-спортсмен и рекордсмен. Я привык к нему и все же никогда не перестану удивляться его необыкновенному искусству, его потрясающему летному мастерству.

Сергей Анохин — стройный, худой, даже хрупкий на вид человек. И этот скромный и застенчивый человек, для того чтобы испробовать прочность нового самолета, проверить фактические нагрузки, действующие на его конструкцию при высшем пилотаже, чтобы сравнить эти фактические нагрузки с теоретическими, вычисленными математическим способом, сам взялся довести нагрузку на крылья самолета в полете до их разрушения.

Он сознательно и охотно пошел на этот подвиг, отлично представляя, какую опасность для его жизни сулил такой полет. Анохин полетел и разрушил в воздухе самолет. Наука получила ценнейшие данные для расчета прочности проектируемых самолетов.

Анохин покинул развалившийся на куски в воздухе на большой высоте самолет и спустился с парашютом, но этот полет стоил ему глаза.

После этого он всегда был с черной повязкой.

В одном из конструкторских бюро был создан беспилотный самолет-снаряд, то есть аппарат, летающий без пилота и управляемый по радио. Но для ускорения испытаний этого снаряда было желательно, чтобы первые полеты для отработки его управляемости и устойчивости были проведены летчиком. И вот Анохин вызвался провести эти полеты, разместивишись в самолете-снаряде и управляя им при помощи специального, имитирующего радиоуправления. Он блестяще провел испытания, и благодаря этому наша страна очень быстро получила новый могучий вид оружия.

Я не помню случая, чтобы Анохин когда-нибудь уклонился от любого, самого сложного и рискованного задания. Всякое такого рода предложение он принимает, говоря:

— Ну что ж, попробуем, — и, помолчав немного, как бы подумав, добавляет: — Да, попробую. Думаю, что все будет в порядке.

А после полета на огромной высоте, достигнув сказочно высоких скоростей, выполнив необходимые маневры, он спокойно и невозмутимо, как будто сделал самое обыкновенное, привычное дело, ровным голосом докладывает:

— Ну, все в порядке, — и запишет в полетный лист свои впечатления о машине и ее поведении.