Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

— Значит, вы одобряете?

— Значит, вы согласны?

— Ну, конечно.

Мы крепко пожимаем друг другу руки. Несется гул последнего звонка.

— Ну, а скажите, Женя. А если бы я не одобрил и не разрешил, вы подчинились бы?

Юноша смущен.

— Отвечайте откровенно.

— Откровенно говоря, нет, — отвечает Женя, подняв голову и прямо глядя в мои глаза.

— Почему же?

— Да я подумал бы, что вы, как многие другие взрослые друзья и начальники, ушли от нас, дезертировали в самый тяжелый момент, когда нам так нужно бороться.

— И вы продолжали бы работать?

— Конечно…

Я еще раз молча пожимаю ему левую руку.

— Всегда готов! — просто отвечает он, и его голос тонет в низком звуке гудка трогающегося паровоза…

В перерыве между двумя заседаниями я отправляюсь к начальнику местной дружины. Адрес заучен на память. Я давно уже перестал записывать адреса и имена своих друзей. Сколько лишних тревог и трагедий случилось на матушке-Руси в период властвование ВЧК от неосторожной привычки записывать адреса и сохранять старые письма. Для ЧК, подозрительно видящей везде и всюду заговоры классовых врагов, такие материалы — основание для новых и новых арестов и репрессий… А в моем положении такой справочник, взятый при аресте, был бы прямо кладом для ЧК…

— Могу я видеть Ледю?

Пожилая бедно одетая дама с беспокойством отступает в переднюю. Незнакомый человек в военном костюме в Советской России всегда вызывает опасения.

Я вижу ее беспокойство и спешу сказать:

— Пожалуйста, не беспокойтесь, мадам. Мы с Ледей — старые друзья.

Дама облегченно вздыхает и приглашает меня войти.

Через минуту в дверях показывается юноша низенького роста, с копной черных волос на голове и умными веселыми глазами.

Увидев меня, он на секунду удивленно останавливается, и на лице дамы опять мелькает тень беспокойства.

Я салютую по скаутски, и молодой человек радушно отвечает тем же.

— Я — скаутмастор Солоневич.

— Вы — Солоневич? — радостно восклицает Ледя.

— Очень, очень рад. Я давно уже знаю вас. Еще в 1919 году вы были здесь, парад вместе с доктором Анохиным принимали, но я как раз болел и вас не видел. Но я, пожалуй, узнал бы вас и по описаниям…

Через полчаса я — в курсе местных скаутских дел. Картина та же, что и везде: закрытие отрядов сопровождалось разгромом штаб-квартир, реквизицией инвентаря, хулиганством, арестами — словом, полным аккордом «комсомольской активности»…

— Ну, а теперь-то как живете?

— Да не унываем. Создали, вот, несколько кружков натуралистов, спортсменов, туристов и продолжаем собираться. Малышей-то, конечно, пришлось распустить.

— Правильно, — одобрительно киваю я головой. — Опасности-то ведь продолжают грозить?

— Ну, еще бы! — спокойно отвечает Начальник Дружины. — Для комсомольцев наше существование — бельмо на глазу. Соперники, что ни говори. Они у нас, знаете, почти всю работу пионеров переключили на шпионаж за скаутами… И знамя одного отряда мы все-таки и потеряли…

— Как — отобрали?

— Да… Оно хранилось у одного скаута, студента. А у него брат двоюродный с комсомольцами спутался. Видно, пронюхал как-то о знамени и выдал…

— Так и пропало знамя?

— Ну, еще бы… Но мало того, что реквизировали; так еще и поиздеваться решили — положили его перед дверями комсомольского клуба, вместо тряпки — ноги вытирать…

Лицо Леди нахмурилось.

— Но зато другое — самое старое наше знамя, — опять оживился он, — прямо чудом спасли. Вам не писали об этом?

— Нет.

— Эх, и рассказывать даже приятно!.. Так, я в первый раз услышал о подвиге Васи Кириенко. Вот эта история так, как я смог ее восстановить по рассказам участников и свидетелей.

Старое заслуженное знамя уже давно кочевало по Киеву, спасаясь от погони Комсомола. После «роспуска» скаут-организаций удары Комсомола, которому было поручено проведение этого «роспуска», были направлены, с одной стороны, на руководителей, а с другой — на уничтожение объединяющих пунктов для работы. С разгромом и реквизицией штаб-квартир скауты скоро примирились — собираться «подпольно» где-нибудь далеко за городом, на берегу широкого Днепра, казалось куда веселее. Но знамена свои скауты берегли, как святыню. Если и в среде взрослых знамя — священная вещь, то что говорить про малышей, которые принесли перед своими знаменами свою первую присягу…

Старое знамя дружины было спрятано у одного из патрульных, в центре города. Но потом появились признаки того, что местонахождение «клада» уже не представляет собой тайны, и на совете старших решено было перенести знамя к Васе. Разрешение старушки-матери Васи было получено.

Сам Вася, 14-летний мальчик, жил со своей мамой, прачкой лазарета, на Подоле [21] Часть города у Днепра. , в старом запущенном доме. Место для хранение было выбрано удачно, и в один из непрекрасных вечеров со всеми предосторожностями старое знамя было перенесено к Васе.

— А ведь красивое, ребята, у нас знамя? — с гордостью сказал один из патрульных, вынув знамя из чехла.

— Да еще бы! все герли, небось, старались, вышивали… Такого шелка теперь и не найдешь. Сразу видно — другое время было!

Бедная комнатенка Васи словно стала светлее, когда развернулось во всю свою ширину зеленое шелковое знамя с золотыми буквами и вышитым изображением св. Георгие Победоносца.

Чувствовалось, что это прекрасное знамя должно реять впереди стройных рядов, а не ютиться, спасаясь, в маленькой комнатке мальчика… Было больно и обидно смотреть на этот контраст, и на душе у ребят было тяжело.

— А оно у вас, дети, освященное? — спросила мать Васи, подойдя к скаутам.

— Ну, как же, Надежда Ивановна!.. Еще до революции. Заслуженное знамя. Может, лучшее во всей России. Потому-то за ним такая охота и идет…

— Так вы его под икону поставьте!

Вася был горд и взволнован.

— Ну, теперь уж черта с два у меня его найдут. Квартал наш тихий, тихий — никогда ничего не было. Ко мне и не догадаются…

— Ну, а если догадаются?

— Все равно ни по чем не отдам!

— Ишь, ты, храбрый какой выискался!.. Что у тебя — пулемет есть, что ли?

— Или с кулаком против нагана попрешь?

— Да уж как бы то там ни было. Дудки!..

Разговоры скаутов внезапно были прерваны каким-то свистком.

— Что за чертовщина? — прислушался один из патрульных. — Да, ей Богу, сигнал тревоги!

Ребята бросились к окну и там, в полутьме вечера, увидели какую то девочку, стоявшую внизу, во дворе.