Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

Мой собеседник с досадой выругался.

— Есть, есть, черт бы их драл! Тоже с ребятами возятся, но которые постарше. Царя да Бога проповедуют, на буржуев, да помещиков молятся. Хорошо еще, что ГПУ не зевает — жмет их. Да и наши пионеры здорово следят за ними. Уж многое мы знаем, что и где. Дождутся они тюрьмы…

— Да за что же тюрьмы?

— Как, это, за что? — вспыхнул комсомолец. — Так и смотреть на них? Да это же наши враги! А с врагами то, небось, ГПУ не церемонится. Мы еще им покажем!..

Мы вошли во двор, где вожатый рассказывал собравшимся в кучку пионерам историю классовой борьбы, и осмотрели комнаты клуба. Как и во всяком клубе, там были уголки и Осоавиахима, и Мопр, и Автодор, и СВБ, и Ликбез, и Осодмил, и РОКК [23] Осовиахим или ОЛХ — Общество Содействие Оборони и Химическому Строительству СССР, полувоенная организация, обслуживающая 12 миллионов человек; МОПР — Международное Общество Помощи Борцам Революции; Автодор — Общество Содействие Автомобильному и Дорожному Строительству СССР; СВБ — Союз Воинствующих Безбожников; Ликбез — ликвидацие безграмотности; Осодмил — Общество Содействие Органам Милиции; РОКК — Российское Общество Красного Креста. , и центральные газеты, и, конечно, полное собрание сочинений Карла Маркса, Ленина и Сталина. Ничто не говорило о том, что это клуб для детей…

доносилась со двора хоровая песня. «Воспитание» шло полным ходом…

В перерыве между занятиями строем я незаметно подошел к мальчику, неосторожно пожалевшему старушку, и тихо спросил.

— Ты можешь показать мне, дружок, где та бедная старушка живет?

— Могу, — живо ответил он, — только, чтоб другие не видали. Вы им не скажете?

— Нет, не бойся. Не выдам. Я скоро выйду и подожду тебя на углу. А ты как-нибудь удери со сбора, и пойдем вместе.

Мальчик радостно кивнул головой и исчез в толпе пионеров.

Я еще немного потолковал с комсомольцами и стал прощаться.

— Да вы еще посмотрели бы репетицию парада! — стал удерживать меня старший. — А то еще, если хотите, «Интернационал» вам споем. Здорово ребята натренировались. Взрослых заглушают…

— Нет, спасибо. Я уже столько раз слыхал…

— Ну, так заходите как-нибудь еще другой раз… Может быть, будут другие руководители. Так вы не стесняйтесь. Приходите, как свой человек. Ведь к нам так редко кто заходит…

В советской школе. На стене плакат: «За ультиматум ответим мировой революцией»

— А разве вы уезжаете?

— Нет. Но райком постоянно перебрасывает на другую работу. Сегодня, знаете, здесь, а завтра — в деревню или на стройку. А сюда других комсомольцев пришлют.

— По их желанию?

— Ну, вот еще! Станет Райком о желании спрашивать! В порядке партдисциплины назначат — и все тут: руководи и никаких.

— А если он не умеет?

— Как, это, не умеет? Что-ж тут уметь? Полит-грамоту провести, да песни пропеть, да промаршировать? Экая трудность! Вот, когда в деревню бросят на сель-хоз-кампанию — вот, там, действительно, трудно. Есть парни, которые ни разу в жизни ржи не видали, акромя как в булке хлеба. Они свеклы от комбайна не отличают. И то ничего! Справляемся! — Комсомолец самодовольно ухмыльнулся. — А тут с пионерами — пустяковое дело. Как ни занимайся, все равно, ребята придут — хоть бы для завтрака.

— Это, конечно, верно, — согласился я. — Большое спасибо за объяснения…

— Не за что! — снисходительно протянул мне руку «пионермастор». -Так заходите еще посмотреть — поучиться, как по революционному детей воспитывать.

— Спасибо. Меня, признаться, больше ваши объяснение интересовали, а с воспитанием детей я знаком и сам, только по другой линии.

— Разве вы раньше работали с пионерами? — с беспокойством и удивлением спросил «революционный воспитатель».

— С пионерами, к счастью, нет, не работал, а вот, со скаутами — бывало…

— Как? — озадаченно спросил откровенный комсомолец. — Со скаутами? Как же так? Вы, может быть, скаутмастор?

— Вы — скаутмастор? — переспросил и младший, и в голосе его прозвучала злоба и страх.

— Есть такой грех, ребята! — весело ответил я. — Скаутмастор, да еще и старший. Ну, еще раз спасибо за объяснения! Пригодятся!

И, махнув рукой обалдевшим комсомольцам, я вышел на улицу.

пел отряд пионеров, маршируя по двору…

За углом улицы меня уже ждал маленький пионер, с которым мы пошли к умиравшей старушке. По дороге мой мальчуган попросил меня немного обождать, нырнул в подворотню и скоро появился оттуда уже без красного пионерского галстука и значка.

— Отчего, это, ты форму снял?

— Да ведь еще донесут, что пионер к буржуйке зашел, и из отряда выставят. У нас ведь друг за другом шпионят. Даже что дома отец и мать делают — все доносить нужно…

— Ну, а как вы эту старушку нашли?

— Да как-то дворник сказал, что тут в комнатке старушка одна больная с голода лежит. Мы хотели было зайти, да нам сказали, что она буржуйка, хоть я хорошо и не знаю, что такое буржуйка. И мне все-таки жаль ее…

Одна из многих

В маленькой полутемной комнатке, у самого чердака, на кровати лежала исхудавшая женщина, прикрытая ватным одеялом.

Когда мы вошли в комнату, она жалобно сказала тихим голосом:

— Дайте хоть умереть спокойно. Не тревожьте перед смертью…

Мальчик испуганно прижался ко мне и схватил за руку.

— Мы к вам… в гости… проведать пришли, — произнес он несмело, глядя на лежащую женщину широко открытыми глазами.

— А вы разве не из домкома? — слабо спросила больная.

— Нет, нет, гражданка. Мы, вот, случайно узнали, что вы больны и пришли помочь вам.

Женщина удивленно приподнялась и с недоверием оглядела нас. Седые растрепанные волосы свисали по обеим сторонам ее худощаваго, мертвенно-бледного лица. Ей можно было дать и 40, и 70 лет.

— Помочь? — переспросила она. — Мне помочь?

Какая-то нотка равнодушие и апатии послышалась в ее слабом голосе. Мальчик-пионер беспомощно оглянулся на меня, словно прося подтвердить наше намерение еще раз.

— Как-нибудь поможем, хозяюшка, — бодро сказал я. — Бог даст, все наладится.

— Как, как вы сказали? — внезапно дернулась больная, и ее широко раскрытые глаза впились в мое лицо. — «Бог даст»? Да? Так вы сказали?

Я невольно отшатнулся, пораженный страстным напряженным тоном этих неожиданных слов.

— Ну да, — растерянно вырвалось у меня.

Старушка тяжело вздохнула и с облегчением опустилась на свернутый тюк платья, заменявший ей подушку.

— За столько месяцев в первый раз имя Бога услыхала, — тихо сказала она. — Слава Тебе, Создателю… Значит, вы, действительно, другие люди…