Надежда Мандельштам - Воспоминания. Книга третья

Имейте в виду, что вышедшая у нас книга стихов [Мандельштама] очень плоха. Та, что издана вашим дядей, куда лучше. Дурень Харджиев думает, что поэт не знает, что хорошо, что плохо, и поэтому он поступил очень вольно с текстами, скрывая это от меня. Кое-что он изменил после выхода «Второй книги». К примеру, он не говорит, что «Улыбнись ягненок гневный» согласно моим словам навеян Сикстинской Мадонной…

Если можете купить для меня несколько экземпляров нашей книжки, вы меня страшно обрадуете. Я получила всего 12 экземпляров, мне этого мало. Продается ли она в Париже? Надеюсь, что да. Скажите вашему дяде, чтобы он с ней не считался. (Разве что: «Еще не умер ты, еще ты не один»). Все остальное — ерунда.

Поедь я в Оксфорд, мы бы встретились.

Но, увы, это невозможно. И я не могу бросить брата: ему 80. Слишком поздно для нас расставаться. Смерть не за горами.

С любовью Н. М.

12 мая 1979

Владыка Иоанн!

Мне было очень лестно получить от вас записочку. Рада Вам сообщить, что я верующая (православная в третьем поколении) — дед со стороны отца был кантонистом (читали у Лескова?). Церковница с детства. По национальности я еврейка. Мандельштам тоже был верующим. Он крестился не из-за университета, как пишут у вас, а потому что не мог жить без Христа. Горько это разделение — никогда не получу от Вас благословения.

Ваша Надежда Мандельштам

Владыка Иоанн!

Мне лестно Ваше внимание. Я его, конечно, отношу к тому, что я вдова Мандельштама. Вы меня зовете за океан, а я еле выползаю на кухню своей однокомнатной квартиры. Мне очень больно, что мы не увидимся, но сколько людей я уже не увидела. Чудо, что я дожила до 80 лет и еще в своем уме. Спасибо за деньги. Вера купила мне в валютном магазине продуктов.

Я смертно устала от этой жизни, но верю в будущую. Там я надеюсь выцарапать глаза О. М. за то, чему он меня обрек. Книги Вера мне дала.

[Осень 1976]

Милый Юрий Павлович,

Очень была рада получить от Вас весточку. Сейчас О. М. есть в огромном количестве экземпляров — ксерокопии, конечно. Вы считаете вершиной О. М. «Венецию». Он считал центром «Стихи о неизвестном солдате». Я их не позволила напечатать в советском издании, потому что Харджиев (редактор) хотел тиснуть без последней строфы («И в кулак зажимаю истертый…»). Дурак и скотина — я из Воронежа привезла ему рукопись (моей рукой), когда этой строфы еще не было… Советское издание ужасно. У Харджиева переставлено в «Камне» 44 стихотворения. Он не понимает, что «книга» — это целостная форма. Предлагал мне уничтожить в архиве, что не подходит под его концепцию. К счастью, я вырвала у него архив — он уже на Западе. Иначе его уничтожили бы…

Жаль, что нам не суждено встретиться и поговорить. Но я уже стара. Жизнь идет к концу…

Надежда Мандельштам

Я — церковница, еврейка (православная в 3 поколении) и верующая. Благослови вас Боже. Привет Тамаре Георгиевне.

Мое завещание — впервые в «Вестнике РХД», № 100, 1971. С тех пор перепечатывалось неоднократно, и отдельным изданием, и в сборнике статей, изданном под этим названием Г. Поляком («Мое завещание и другие эссе», изд. Серебряный век, Нью-Йорк, 1-е изд. 1982, с предисловием И. Бродского).

Моцарт и Сальери — впервые в «Вестнике РХД»,?103,1972, по рукописи, переданной журналу самим автором. Перепечатано в сборнике Г. Поляка.

Отец — впервые в сборнике «Минувшее», I, Париж, 1986, с пометой «Этот текст был написан в 1978 г.»

Семья — печатается впервые.

Девочки и мальчик — печатается впервые.

Кто виноват? — Академики. — Архив. — Конец Харджиева. — Все эти четыре очерка печатаются впервые. К Н. Харджиеву, историку искусства, другу Мандельштама и редактору первого и пока единственного собрания стихов в «Библиотеке поэта», Н. Я. Мандельштам относилась с преувеличенным и не совсем справедливым предубеждением.

Мандельштам в Армении. — Стихи для детей — впервые в сборнике Г. Поляка.

Стихи о Грузии — впервые в сборнике «L'avanguardiaaTiflis», Venezia, 1982, стр. 229–230, под заглавием «Последняя заметка». Перепечатано в сборнике Г. Поляка.

Комментарий к стихам 1930–1937 гг. — публикуется впервые. Насколько нам известно, комментарий этот был составлен по просьбе литературоведа Ирины Семенко.

Это все есть в автографах. — Прим. И. Семенко.

Это не черновик, а беловик с поправкой. — Прим. И. Семенко.

Этой строфы нет в основной воронежской записи. Приложен листочек рукой Н.Я. 1959 годов. Место строфы неясно (не указано). — Прим. И. Семенко.

В «ватиканском списке» она есть, без скобок. (И. Семенко)

На самом деле есть:

Прим. И. Семенко

И перечеркнута карандашом. — Прим. И. Семенко.

Александр Морозов, специалист по Мандельштаму, способствовал изданию «Разговора о Данте». — Прим. изд.

Наташа Штемпель. Прим. И. Семечко.

Это листок из моего (сокращенного и очень несовершенного) «собрания» конца 1940-х годов. — Прим. И. Семечко.

Дата — рукой О. М.

Первое — четырехстрочный.

Второе — пятистрочный.

И в черновом автографе.

Очерки впервые были опубликованы в сборнике «Тарусские страницы», Калуга, 1961 г.

О статье А. Коваленкова «Письмо старому другу», «Знамя», 1957, № 7, стр. 168.

Письмо в Союз писателей — печатается впервые.

Три письма к Суркову — печатаются впервые.

Администрации Принстонского университета — печатается впервые.

Судьба той части архива О. Э. Мандельштама, которая хранилась у Надежды Яковлевны, горячо обсуждалась среди московских и зарубежных ее друзей. Надежда Яковлевна, видя после хрущевской оттепели наступление брежневской зимы, хотела, чтобы архив был передан в надежную западную страну, предпочтительно в США. Многие друзья настаивали на том, чтобы передача эта была бы временной и чтобы договор предвидел возврат архива в Россию с наступлением более благоприятных условий, в частности, в случае напечатания в СССР полного собрания сочинений О. Мандельштама. Надежда Яковлевна не вняла их уговорам, но, передав архив Принстонскому Университету безоговорочно и безвозмездно, стала мечтать о создании на основании этого архива музея Мандельштама за рубежом.