Гевара Че - Дневник мотоциклиста: Заметки о путешествии по Латинской Америке

Холодное умение и бессильная злоба рука об руку спускаются в великий рудник, помимо ненависти объединенные общей необходимостью выжить и следить друг за другом; посмотрим, настанет ли день, когда какой-нибудь шахтер с удовольствием возьмет кайло и пойдет отравлять свои легкие, сознательно этому радуясь. Говорят, что там, откуда долетают красные языки пламени, озаряющие мир, это так. Я не знаю.

Чукикамата похожа на сцену в духе современной драмы. Нельзя назвать ее некрасивой, но красота эта лишена изящества, она подавляет и холодна как лед. Когда приближаешься к руднику, то кажется, что все окружающее сосредоточилось здесь, чтобы вызвать у человека ощущение удушья. После двухсот километров пути наступает момент, когда слабый зеленый мазок, которым деревушка Калама вторгается в серое однообразие, воспринимается с шумной радостью, как оазис в пустыне. И какой пустыне! Климатологический наблюдательный пункт, расположенный в Монтесуме, неподалеку от «Чуки», квалифицировал здешний климат как самый сухой в мире. Без единого кустика, который мог бы вырасти на этих селитряных землях, холмы, беззащитные перед яростью ветров и дождей, изогнули свои серые, преждевременно состарившиеся в борьбе со стихиями хребты, покрытые старческими морщинами, не соответствующими их геологическому возрасту. Сколько их, составляющих эскорт своего знаменитого собрата, хранят в своем чреве похожие богатства, ожидающие, пока железные челюсти механизмов не пожрут их недра с неизменной приправой в виде человеческих жизней — жизней тех безымянных бедолаг, которые гибнут в этой битве в тысяче ловушек, которыми природа окружила свои сокровища, с одной лишь единственной мечтой — заработать себе на кусок хлеба.

Чукикамата в основном состоит из медноносного холма, чья огромная туша изборождена шахтами двадцатиметровой глубины, откуда добытая медь легко перевозится вагонетками. Особое строение жилы требует произведения всех работ под открытым небом, позволяя промышленное использование минерала, содержащего не менее 1 % меди. Каждое утро часть холма подрывают динамитом, и большие механические черпалки грузят продукт, который по железной дороге отвозят на мельницы, где дробят. Этот помол осуществляется в три стадии, после которых продукт превращается в щебенку. Затем ее подвергают обработке сернистой кислотой, которая извлекает медь в виде сульфата, образуя также медносодержащий хлорид, а он после обработки на старой мельнице для железной руды превращается в хлорид железа. Оттуда жидкость перевозят в так называемый «зеленый дом», где раствор медного сульфата разливается в огромные чаны, и в течение недели через него пропускают ток напряжением 30 вольт, что вызывает электролиз соли, а медь оседает на тонких пластинах того же металла, предварительно образовавшегося в других цистернах с обогащенным раствором. Через пять-шесть дней пластина готова к переплавке; раствор потерял от 8 до 10 граммов сульфата на литр и вновь обогащается новыми порциями продукта. Пластины помещают в печи, где после 12 часов обжига при температуре более 2 000 градусов они превращаются в слитки весом по 350 фунтов. Каждый вечер в Антофагасту спускается состав из 45 вагонов, перевозящих более 20 тонн меди каждый — результат дневной выработки.

Таков сжато и ненаучно описанный производственный процесс, позволяющий существовать в Чукикамате населению в 3 000 человек, подверженному сильной текучке; но таким образом минерал добывается только в состоянии окиси. Чилийская горнодобывающая компания пристроила еще один цех, чтобы использовать минерал в форме сернистых соединений. Этот цех или, скорее сказать, завод, самый большой в мире в своем роде, оборудован двумя дымовыми трубами высотой 96 метров каждая и утилизирует почти всю продукцию за ближайшие годы, в то время как старый работает в замедленном режиме, поскольку слой минерала в состоянии окиси истощается. Чтобы покрыть необходимость литейного процесса, уже накоплен огромный запас материала-сырца, который начнут обрабатывать, начиная с 1954 года, когда заработает завод.

Чили производит 20 % от общего количества меди в мире, и в момент предвоенной неопределенности, когда этот металл приобрел жизненную важность, будучи незаменим при изготовлении некоторых типов орудия массового уничтожения, в стране развернулась настоящая битва между сторонниками национализации рудников, сплотившими левые группировки и националистов, и теми, кто, основываясь на идеале свободного предпринимательства, считал, что предпочтительнее иметь хорошо управляемый рудник (пусть даже это управление осуществляется руками иностранцев), чем допустить сомнительное управление со стороны правительства. Действительно, Конгресс выступил с несколькими суровыми обвинениями в адрес компаний, имеющих свои концессии на территории Чили, — обвинениями, вскрывающими националистические притязания на собственную продукцию.

Каков бы ни был исход сражения, было бы неплохо, если бы люди не забывали урок, о котором свидетельствуют расположенные при рудниках кладбища, пусть даже там покоится лишь малая часть огромного количества людей, погубленных обвалами, кремнеземом и адским климатом гор.

Двигаться пешком по лежащей перед нами пустыне без фляжки воды само по себе было серьезной проблемой, однако мы беспечно углубились в эту пустынную местность, оставив позади шлагбаум, отмечавший границу города Чукикамата. Наш шаг был пружинистым и размашистым, пока мы находились в пределах видимости обитателей городка, но затем безлюдье голых Анд, немилосердно палившее наши головы солнце, плохо распределенный и еще хуже закрепленный груз вещевых мешков вернули нас к действительности. До какой степени было героическим наше положение, как определил его один из карабинеров, мы не понимали, но мало-помалу начинали подозревать, и, думается, не без осознания того, что окончательное суждение должно было сопровождаться прилагательным «глупый».

Через два часа, пройдя самое большее десять километров, мы выбросили белый флаг и устроили привал в тени придорожного знака, указывавшего бог весть куда, это было единственное, что хоть как-то могло укрыть нас от лучей солнца. Там мы и провели весь день, пристыженные тем, что укрываемся на клочке тени от солнечного удара.

Литр воды, который мы прихватили с собой, быстро закончился, и к вечеру, с пересохшими глотками, полностью сломленные, мы направились к будке сторожа.

В ней мы и провели ночь, укрывшись в глубине лачуги, где довольно сильный огонь поддерживал сносную температуру, несмотря на холод снаружи. Сторож с подлинно чилийской любезностью, уснащаемой бесконечными присказками, поделился с нами своим ужином — скудным после длившегося весь день поста, но все же это было лучше чем ничего.