Евгений Фокин - Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943–1945 гг.

Вместе с ними должны идти и два проводника, хорошо знающие этот район.

Позже один из них нам рассказал: «Выбран был маршрут не только движения, но и возвращения, где их будет подстраховывать лейтенант Голубчик…Сначала шли между домами поселка и удачно подобрались довольно близко к шлюзам. Потом поползли. Мы впереди, саперы — за нами. Маршрут выбрали на значительном удалении от плотины. Так безопаснее и не особенно привлекали внимание противника. Здесь под прикрытием плотины, со стороны нижнего бьефа, было много снега. Ползли медленно, по ходу маскируя свой след, для чего последний тянул пучок срезанных веток.

На фоне неба были четко видны расхаживающие попарно и притоптывающие на морозе немецкие патрули. Они ходили в основном около шлюзов, по гребню плотины.

Переливаясь через металлические створки, вода попадала на сливную часть плотины и оттуда с шумом низвергалась вниз. От воды на морозе сильно парило.

Наконец добрались до берега реки и здесь, недалеко от воды, решили остановиться. Саперы уползают к шлюзам, а мы остаемся, ждем, рассредоточившись и замаскировавшись в снегу на удалении ста метров от плотины. Патрули изредка бросали ракеты. Пролетавшие над головой и рвавшиеся с грохотом снаряды, вырвав из темноты безжизненную и избитую осколками землю, на миг, как при вспышке молнии, высвечивали проволочные заграждения, сквозь которые мы недавно проползли. С тяжелым фырканьем над нашими головами пролетели осколки.

А с той стороны реки по-прежнему то взлетит ракета, то начинает плеваться злыми очередями пулемет, и пули, кажется, стонут и жалобно визжат в поиске своих жертв. Их яростные очереди ищут цели, куда бы вонзиться.

Врезать бы по паре очередей по этим фрицам, и дело с концом, но этого делать было нельзя, это не выход из создавшегося положения — немцы не должны нас обнаружить. Ветерок, тянущийся со стороны плотины, пробирает до костей. Саперы работают, а мы ждем, ждем. Ног я уже не чувствую и не имею возможности даже постучать ими одну о другую — немцы близко, услышат. Лежание на снегу было пыткой. Нас донимал мороз, а минутная стрелка, казалось, и не двигалась, как будто примерзла к циферблат у часов. Внутри, казалось, все промерзло. Вчера в это время еще змеилась поземка, злилась метель, а теперь вызвездило. Темное небо исколото яркими звездами, а над головой повисла луна. Руки сильно начало прихватывать. Сначала кончики пальцев кололо, словно иголками, а потом они потеряли чувствительность — ими шевелишь, а не чувствуешь, словно они уже не твои. Кажется, еще несколько минут — и мы тут замерзнем. Наконец, ухо улавливает легкий шорох. Ползут. Оба. Саперы подползают, а мы с сочувствием и состраданием смотрим на них. Если нам было холодно лежать в снегу, а каково им выполнять такую тонкую, деликатную работу по разминированию голыми руками в невыносимую стужу.

— Порядок! — следует ответ. — Полный порядок!

И мы, соблюдая осторожность, ползем обратно. Автомат уже в руках держать не могу — тащу за ремень. Ползу, а само го терзает мысль — не терпится узнать и подробности действий саперов.

Голубчик не выдержал долгого ожидания и полз нам навстречу. С ним мы и вернулись в дом, в котором чадил и трепетал небольшой костерок. Пока грелись, старшина Лантух детально рассказал о выполненной работе:

— Нам повезло. Я уже, когда ползли, думал, как придется выполнять задачу, как добраться до взрывчатки? А оказалось, все просто. Нам здорово повезло. Немцы после минирования не убрали настил между опорами. Это существенно облегчило нашу работу. Взрывчатка была в ящиках и подвешена к опорам шлюзов. Толовые шашки с электрическими взрывателями связаны друг с другом детонирующим шнуром и закольцованы. Мы обрезали провода, бикфордовы шнуры, извлеченные электровзрыватели побросали в воду. В теле плотины осталась взрывчатка. Если ее теперь нельзя подорвать электрическим способом, то можно огневым, наиболее элементарным. Для этого достаточно куска тола с вставленным взрывателем, чтобы поджечь кусок бикфордова шнура и подбросить и один из ящиков с начинкой.

Голубчик тяжело вздохнул и продолжал:

— И вся наша работа пойдет насмарку. Подрывная машинка, по-видимому, находится где-то около, возможно, в здании водокачки. Ничего не скажешь — удобная позиция». Вскоре Голубчик с саперами уходит в штаб к Шурупову.

Настороженное ухо улавливает и различает эти звуки. Вначале за спиной, в районе действия основной группы, в самом поселке Стахановском, разорвались первые мины, а потом очередь дошла и до нас. Грохот и одновременно какое-то кряхтенье разорвавшейся серии снарядов и мин поглотили на миг первую трель автоматной и пулеметной стрельбы.

Как будто в истерике, словно прося пощады, вздрагивала земля, а мы жались к ней всем телом, моля, чтоб она спасла нас и укрыла. А на той стороне хлестко и нервно вспыхивали и гасли ракеты, обозначая начертание переднего края противника по правому берегу реки Саксагань.

Когда на мгновение стихал грохот, тогда явственно слышались пулеметные очереди, и в предрассветных сумерках мы снова и снова видели ползущие над землей пульсирующие щупальца, которые настойчиво выискивали и жалили свои жертвы.

Ведь всего и пробежать-то осталось какие-то 100–150 метров. Много это или мало? Как считать? Спокойным шагом это расстояние по снегу можно пройти за две-три минуты. За это время пулемет успевает выпустить несколько сот патронов. И едва мы вставали, чтоб преодолеть, пробежать эти роковые метры — пристрелявшийся пулемет железной строчкой смерти прошивал нашу цепь, и падали, падали боевые друзья: одни — чтоб больше уже не подняться, другие — раненными. Танкист ведет бой, надежно укрытый броней, у артиллериста хоть и небольшое укрытие — щиток, у стрелка, автоматчика, разведчика ничего этого нет. Вся его защита — шинель или полушубок. А чаще всего — везение.

Снова команда — вперед! — и мы бросаемся к траншее. Мой автомат на какое-то мгновение замолкает, словно поперхнувшись от ярости, а потом, как будто осознав свою роль, он заговорил снова уже спокойно и уверенно. Его уверенность передалась мне, и отошло, растворилось чувство тоскливой безнадежности и опустошающего душу страха.

Несмотря на огонь по центру взвода, хоть и медленно, но продвижение к плотине продолжается. Еще рывок, резкие хлопки рвущихся среди врагов гранат, и, наконец, хоть и маленькая, но одержана первая победа — захвачена вражеская траншея.

Но дальше успех развить все-таки не удалось — атака снова захлебнулась. Дышинский стал заметно нервничать. Он понимал, что заминка на главном направлении может сорвать выполнение задачи всего отряда. И как ни велико было желание овладеть шлюзами плотины, он видел, что каждый метр продвижения вперед достается с большими потерями. До шлюзов взвод не дойдет, его не будет, а пулеметы останутся. Потери с каждым шагом вперед все возрастают. Надо искать выход. И нам пока ничего не оставалось, как на огонь врага отвечать самим. И мы били по водонапорной башне, огневым точкам противника на той стороне, били просто по траншеям, над которыми мелькали каски немецких солдат.