Жан Тюлар - Наполеон, или Миф о «спасителе»

Итак, все европейские союзники Наполеона лишились своих колоний. Однако часто забывают, что наполеоновская авантюра имела всемирно-исторические последствия. Она изменила судьбу не только старой Европы, но и народов других континентов от Явы до Каракаса, захватив даже Австралию, куда в период Консульства отправилась экспедиция Бодена.

«С тоской наблюдаю я за настроениями моих соотечественников, свидетелей столь грандиозных событий. От нас требуется осознанная решимость восстановить бывшую династию или на худой конец — общий интерес, способный сплотить умы. Но в нас нет ни чувства, ни общей идеи, могущих послужить основой для объединения. Все мы пылаем более или менее страстной ненавистью к тираническому правлению узурпатора, однако же у большинства она слабее, нежели желание сохранить личный покой и место в том обществе, которое нам их обеспечило. Все устали и боятся новых революций; нам не хватает воодушевления для борьбы за свои права, за возвращение потомков Генриха IV. Мы настолько утратили волю к действию, что обвиняем иностранцев в неспособности силою оружия восстановить порядок, решительно высказаться за который французам мешает то ли страх, то ли какие-то иные пороки».

Противоречивые чувства французских нотаблей во время кризиса 1814 года нашли в «Дневнике» Мэна де Бирана свое наиболее полное выражение. Начиная с 1808 года буржуазия мечтала отделаться от «спасителя», который перестал ее устраивать, однако не решалась на изменения, способные ущемить ее интересы.

Неблагодарность умерялась трусостью. Поражения наполеоновской армии стали наконец для буржуазии тем предлогом, которого она ждала долгих шесть лет. Нотабли были не в состоянии собственными силами свергнуть императора, они нуждались в помощи извне. Однако возникал вопрос: возвратится ли вместе с королем легитимность, утраченная в 1789 году? Увы! Самые трезвые головы, подобно Фьеве, скоро уяснили, что, согласившись обусловить свое возвращение на престол оккупацией Франции, Людовик XVIII совершил ошибку и надолго скомпрометировал Бурбонов, обеспечив в недалеком будущем мимолетное возвращение того, кто в глазах народа так хорошо умел противостоять европейской коалиции.

Заговор генерала Мале обнажил непрочность императорской власти. В ночь с 22 на 23 октября 1812 года бывший генерал, содержавшийся с 1808 года сначала в Венсенской тюрьме, а затем в лечебнице Дюбюиссона, вместе с двумя соучастниками, Бутро и Рато, направился в попенкурскую казарму. Там он сообщил полусонному коменданту Сулье о смерти Наполеона и о своем намерении сформировать временное правительство. Затем освободил из тюрьмы Ла Форс двух генералов: бывшего начальника штаба Моро Лагори и Гидаля — участника роялистско-республиканского заговора на юге. По приказу Мале Лагори арестовал министра полиции Савари и префекта полиции Паскье. Префект департамента Сена Фрошо уже готовил зал в ратуше для заседания нового правительства, все шло по намеченному плану, как вдруг командир дивизии Гюлэн оказал Мале неожиданное сопротивление. 28 октября три генерала и их главные сообщники были осуждены, а 29-го — расстреляны.

Позднее, с подачи официальных властей, много говорилось о бессмысленности заговора. Однако нельзя не признать, что хваленая имперская полиция продемонстрировала несостоятельность, допустив арест своих руководителей, а солдаты, добросовестно исполнявшие приказы Мале, делали это скорее с воодушевлением, чем под давлением необходимости. Кто стоял за спиной Мале? Талейран и Фуше? Маловероятно. Нотабли? Конечно же нет. Скорее всего речь шла об уже наметившемся на юге сближении роялистов, объединившихся в Общество рыцарей веры (хотя они и действовали еще чрезвычайно осторожно), и горстки неисправимых республиканцев. Вильель превосходно объяснил причину этого альянса в своих мемуарах: «Роялисты и республиканцы вполне могли найти общий язык, чтобы объединить усилия до созыва съезда избирателей для избрания выборщиков, которым после свержения Бонапарта предстояло, безусловно, высказаться либо за возрождение Республики, либо за реставрацию Людовика XVIII». Без поддержки нотаблей этот план выглядел малореалистичным, однако, как заметил Фьеве, «если бы движение просуществовало какое-то время, непременно объявились бы умники, готовые повести за собой этих глупцов». На такое пренебрежение интересами римского короля как со стороны высших чиновников, так и простых солдат Наполеон ответил отменой служебного распоряжения, передававшего в его отсутствие Камбасересу право председательствовать на советах.

Сенатус-консультом от 5 февраля 1813 года он объявил об установлении регентства Марии Луизы и совета, сформированного из принцев крови и высших должностных лиц. Сессия Законодательного собрания, проходившая с 14 февраля по 25 марта 1813 года, явила еще большую беспомощность, чем предыдущие. Отправившись в Германию, Наполеон оставил страну в тяжелом социально-экономическом положении. Ширилось недовольство, в Косне и других городах вспыхивали бунты против сводных налогов, не перераставшие, однако, в серьезные политические выступления. Буржуазия не решалась еще выступить открыто.

14 ноября 1813 года Наполеон вновь в Тюильри. Уже во второй раз он возвращается туда побежденным. Он полон решимости вдохнуть в окружающих новую энергию, разбудить общественный энтузиазм, придав особый блеск сессии Законодательного корпуса. Цель маневра понятна: ему важно примириться с нотаблями. Сенатус-консультом от 15 ноября 1813 года император обязывает сенат и Государственный совет в полном составе присутствовать на заседании палаты депутатов. Но сам же нарушает план обольщения, вмешавшись в процедуру выбора председателя Законодательного собрания. Он назначает Ренье, хотя тот не депутат, а отставной министр юстиции, которого сменил Моле. Маре заменит в министерстве иностранных дел Коленкура, а Дарю — Лаюое, того самого, который в 1810 году стал преемником Дежана, главы военного ведомства, этого важнейшего звена государственной машины.

Союзники, готовящиеся оккупировать Францию, также приступают к реализации своего плана обольщения. 4 декабря они обнародуют манифест: «Союзные державы ведут войну не против Франции, а против господства императора Наполеона, которое, к несчастью для Европы и самой Франции, слишком долго длилось за пределами его Империи». Они гарантируют Франции естественные границы по Рейну, Альпам и Пиренеям. Приятная неожиданность, если только это обещание искренне. Нотабли не остались к нему глухи. И вот в такой напряженной обстановке 19 декабря 1813 года открывается сессия Законодательного корпуса. Желая проявить добрую волю в ответ на инициативу союзников, Наполеон передает все относящиеся к текущим переговорам документы в распоряжение сенаторов и депутатов. Для их изучения Законодательное собрание избирает две комиссии из пяти сенаторов и пяти депутатов. В сенатской комиссии все проходит без сучка и задоринки, чего нельзя сказать о комиссии Законодательного корпуса. Ее члены — депутаты пострадавших от блокады департаментов: Лене — депутат от Бордо, Галлуа — от Буш-дю-Рон, Рейнуар — от Вар. Остальные — тоже южане: Фложерг — из Авейрона и Мэн де Биран — из Дордони. Они воспользовались этим предлогом, чтобы сообщить о недовольстве избирателей. В заключение своего доклада Лене подчеркнул, что враг хочет не разрушить Францию, а «вернуть нас в границы нашей территории и умерить пыл и амбиции, ставшие за последние двадцать лет фатальными для народов Европы». Император может «продолжать войну лишь во имя независимости французского народа и территориальной целостности его государства». Если он желает поднять патриотический дух, ему надлежит «всемерно и неукоснительно соблюдать законы, гарантирующие французам права на свободу, неприкосновенность личности и частную собственность, а нации — безоговорочное осуществление ее политических прав». Эта хартия нотаблей была принята 229 голосами против 31. Она прозвучала недвусмысленным предостережением, однако Наполеон не пожелал внять ему. Несмотря на советы Камбасереса проявить сдержанность, он запретил публикацию доклада и прервал заседания Законодательного корпуса. По признанию Савари, это решение произвело сенсацию. Император сделал выговор депутатам, присутствовавшим на приеме 1 января 1814 года. Он пригрозил, что найдет себе другую социальную опору, объединится с «четвертым сословием» и разбудит во Франции старых демонов революции. «Что такое трон? Четыре куска позолоченного дерева, обтянутые бархатом… Трон — это нация, и меня нельзя отделить от нее, не причинив ей вреда, потому что нация нуждается во мне больше, чем я в ней. Что она будет делать без руководителя и гла-вы?.. Уж не хотите ли вы пойти по стопам Учредительного собрания и затеять новую революцию? Но я не уподоблюсь тогдашнему королю… Я предпочту стать частью суверенного народа, чем королем-рабом… Возвращайтесь в свои департаменты!»