Иван Попов - Ложь. Записки кулака

— Я бы хотел — начал самый молодой охранник Лёшка, — хоть раз наесться щей со сметаной.

— А я бы поел плов из барашка, — выдал Абас.

— А мне всё равно, было бы побольше, — сказал Фрол.

— Ну, а как начальство? — спросил Хохол.

— Им безразлично, что подадут — отозвался Лешка, — начальник лагеря кушает мало, доктор питается только спиртом, а Владимир Степанович подметёт всё, что дадут.

— Тогда, ребята, за дело. Нужно принести воды, нарубить дров и затопить печь.

Охранники, словно по команде, встали и вышли из конторы. Оттого, как говорил Хохол с охраной, Дарья поняла, что не так страшен чёрт, как его малюют. Постепенно она оттаяла, успокоилась и уже с любопытством рассматривала убогую обстановку конторы.

— А теперь, Дарья, пойдем, посмотрим твое хозяйство!

Они зашли в небольшое помещение кухни и осмотрелись. Плита была ободрана, облита какой-то дрянью, кастрюли были закопчёны и выглядели неприятно.

— К твоей еде придираться никто не будет, но чистота и порядок начальнику должен понравиться. Поэтому тебе придется сделать капитальную уборку. Нужно вымыть полы, на обеденный стол постелить чистую простынь, вычистить песком посуду, да не мешало бы побелить плиту. А теперь пойдем на склад и посмотрим, что там есть из продуктов.

На складе был такой же хаос, как и в конторе. В одну кучу были свалены мешки, ящики, банки, ведра, грязное белье и разный хлам. Убрав из-под ног разбросанные вещи, они стали разбирать продукты. То, что Дарья увидела, её поразило наповал. Тут были всевозможные крупы, макаронные изделия, мука, топленое и подсолнечное масло, сало, консервы. Иван Иванович отрезал кусок копчёной колбасы и хлеба, и приложив палец к губам, подал Дарье. Потом отрезал то же самое, положил себе в карман и сказал, чтобы Дарья отварила начальству рис, заправила его топлёным маслом и прожаренным луком с кусочками колбасы.

— Да, — сказал он напоследок, — не забудь про чай и заварку!

Он ушел, обещав заглянуть вечером. Но ни вечером, ни на другой день он так и не нашел времени заглянуть к Дарье. Придя в барак, он узнал, что умер старый священник. Умер он, как и жил, тихо и незаметно. Даже скудный паек, который выдавался ссыльным, батюшке и матушке, как неработающим, не полагался. Жалея их, люди, по мере возможности, подкармливали стариков, хотя голодали сами. Покойник лежал на столе в чистом белье, со сложенными на груди руками, в которых тлел неизвестно откуда взявшийся восковой огарок свечи. Длинные седые волосы и борода были тщательно причесаны. Лицо не изменилось, было строгим и одухотворенным. Когда Иван Иванович зашел в барак, он увидел множество людей. Казалось, что здесь собрался весь лагерь, а люди все приходили и приходили, крестились и кланялись. Возле покойного стояла матушка, она не плакала, а только беззвучно шептала и казалось, что она не замечает своих прихожан, столпившихся вокруг стола. Слышался приглушенный плач баб. Чульниха вздрогнула, перекрестилась и сказала:

— Господи! Мы — то люди грешные, а за что, за какие грехи ты наказал этого святого человека?

Эти слова как гром поразили Ваню Пономарёва. Он вырос в семье, где к религии относились равнодушно. Правда, в красном углу висело несколько икон, по праздникам зажигали лампадку, но, садясь за стол, никто не крестил лба, детей не учил молитвам и никогда в семье не соблюдали постов. От своих товарищей и взрослых Ваня слышал, что священники люди святые и после смерти они воскресают, и господь их забирает на небо. Вот почему Ваня с нетерпением ждал воскрешения батюшки и боялся пропустить этот важный момент. Но, услышав от Чульнихи, что священник тоже грешник, а значит, не воскреснет и ждать больше нечего, дернул Чульниху за юбку и спросил:

— Значит, наш батюшка не воскреснет, если на него обиделся сам бог? Он что, грешник?

— Не знаю, деточка, грешник или нет, но то, что он страдалец за наши грехи знаю хорошо. За свою долгую жизнь много я видела смертей, но никто ещё не встал, не воскрес. Будь то священник или грешник, никто из них не вернулся с того света! Разочарованный словами Чульнихи, Ваня глубоко вздохнул и тихо вышел из барака. И тут же к Чульнихе подошел Иван Иванович и сказал, что хорошо бы похоронить священника в гробу, а не завернутого в тряпье, как хоронили всех остальных, умерших до него. Чульниха ответила, что гроб уже делает Егор Иванович, а несколько мужиков роют могилу. Хоронили батюшку всем лагерем. Пришел прораб и бросил несколько комочков земли на крышку гроба покойного.

Наутро, впервые в августе, на землю легли заморозки. С восхода солнца земля оттаяла, и Иван Иванович пригласил Яшку Пономарева с женой копать картофель. К удивлению картофель выдался довольно урожайным, хотя сажали его не целыми клубнями, а картофельной кожурой с глазками. Рядом с ними убирали урожай Никита, Симон, Дымковы и еще несколько семей, сообразивших не съесть, а припасти очистки и посадить картофель. К вечеру урожай был собран и перенесен в барак. Иван Иванович высыпал в мешок два ведра картофеля, заставил братьев выделить по одному ведру и по пригоршне муки из последнего привоза продуктов. Никита с Симоном всё отнесли матушке, оставшейся после смерти отца Василия совершенно без всяких средств к существованию.

С каждым днем заморозки становились все сильнее и крепче. С заморозками пропала мошка и комары. Люди с облегчением вздохнули, но холода принесли с собой и другую заботу. Люди были плохо одеты, а обувь у многих совершенно развалилась. Иван Иванович собрал стариков и сказал им, что они освобождаются от заготовки леса, и отныне будут плести лапти, на изготовление которых из очередной поездки, привезли целую телегу лыка в мотушках. Лаптей требовалось много, так как нужно не только обувать людей, но и делать запас из лаптей, ибо они будут быстро изнашиваться на работе. В конце августа выпал первый снег, а в начале сентября разрядилась метель. Метель бушевала целую неделю, не давая людям выглянуть на улицу. О работе не могло быть и речи. В бараке стояла одурманивающая духота, смешанная со спертым воздухом.

И все же людям нужно было выходить из барака. Дымковым нужно было ходить к лошадям, кое-кому во второй барак, в котором отвели место больным, топить печи, кормить лежачих, поить и умывать их. Дарья ходила каждый день в контору, для уборки и приготовления еды. Она постепенно привыкла к своей работе, освоилась, и ей стало даже нравиться. Охранники и начальники, по её словам, относились к ней хорошо и даже сажали иногда за свой стол. При встрече Дарья докладывала Ивану Ивановичу, что сделала и что ещё хочет сделать. Говорила, что сменила постель, выстирала бельё с мужиков. Охранники хорошо помогают по хозяйству, в конторе тепло и чисто, а главное сама сыта и подкармливает детей.