Густав Хильгер - Я присутствовал при этом

Чуть позже четырех часов утра мы в последний раз во шли в Кремль. Молотов принял нас не сразу. Он выглядел усталым и изнуренным работой. После того как посол сделал свое сообщение, на минуту воцарилась полная тишина. Молотов явно боролся с внутренним волнением. Затем он спросил: «Это – объявление войны?» Посол отреагировал молча, характерным для него жестом: с выражением беспомощности он воздел руки к небу. На это Молотов, слегка повысив голос, сказал: сообщение посла, естественно, не может означать ничего иного, как объявление войны, ибо германские войска перешли советскую границу и немецкие самолеты уже полтора часа бомбят такие города, как Одесса, Киев и Минск. Затем, уже не сдерживаясь, выразил свое возмущение. Он сказал, что Германия напала на страну, с которой заключила договоры о ненападении и дружбе. Та кого прецедента в истории еще не бывало. О концентрации советских войск на германской границе не может быть и речи. Пребывание советских войск в пограничных областях обусловлено только летними маневрами, которые проходят там. Если имперское правительство имело что-либо возразить против этого, ему было достаточно всего лишь сообщить об этом советскому правительству, и оно позаботилось бы о принятии соответствующих мер. Вместо этого Германия развязала войну со всеми ее последствиями. Свою филиппику Молотов закончил словами: «Мы этого не заслужили!»

Посол ответил: ему нечего добавить к тому, что он сообщил по указанию своего правительства, кроме просьбы, чтобы советское правительство в соответствии с международным правом обеспечило немедленный свободный выезд сотрудникам посольства. Молотов лаконично ответил, что это будет сделано на основе взаимности. Затем мы попрощались с Молотовым – молча, но с обычным рукопожатием.

Когда произошло германское нападение, Красная Армия оказалась совершенно неподготовленной, ибо Сталин до самого последнего момента предавался вере, что Гитлер никогда не осмелится напасть на Советский Союз и что концентрация войск на советской границе – всего лишь блеф, рассчитанный на то, чтобы добиться от него, Сталина, уступок в экономическом или территориальном отношении. Если бы Сталин действовал иначе и вовремя дал Гитлеру понять, что полон решимости в случае войны бросить против него всю мощь Красной Армии, кто знает, не приняла бы тогда история иной оборот.

После того как 22 июня 1941 г. война, которую Гитлер навязал Советскому Союзу, началась, Сталину поначалу пришлось дорого поплатиться за совершенные им ошибки. Последствия его яростной расправы с руководящими деятелями Красной Армии, жертвой которой всего четыре года назад пали не меньше трех четвертей всего высшего командного состава, были к 1941 г. еще не преодолены. Виной Сталина было, далее, то, что первые удары агрессора были совершенно неожиданны для советских войск, которые бездеятельно стояли на границе, так как по его категорическому приказанию не приняли необходимых мер к обороне. И наконец, перед началом военных действий Сталин не предпринял ничего, что психологически подготовило бы население к возможности войны. Наоборот, Сталин всячески пренебрегал всеми предупреждениями с третьей стороны, сознательно создавал впечатление, будто после заключения договоров от 23 августа и 29 сентября 1939 г. отношения Советского Союза с Германией изменились. К этому добавилось воздействие сталинских заявлений, из которых советская общественность должна была услышать, что отношения между обеими странами не оставляют желать ничего лучшего и все появляющиеся слухи объясняются действиями политических возмутителей спокойствия. Следствием этого стало то, что в момент начала войны русское население было поражено как громом среди ясного неба.

…Так заключенная 23 августа 1939 г. германо-советская «дружба» завершилась трагическим концом [17]

Советник посольства гитлеровской Германии в СССР

Дипломатический ежегодник 1989, М., 1990

Густав Хильгер родился в 1886 г. в Москве в семье немецкого фабриканта и с детства свободно владел русским языком. Став карьерным дипломатом, он с 1923 г. и до июня 1941 г. был сначала сотрудником, а затем советником посольства Германии в СССР. Как и его шеф, посол граф Вернер фон дер Шуленбург, не был активным и убежденным нацистом и являлся сторонником мирных добрососедских отношений Германии с Советским Союзом. Во время войны служил в министерстве иностранных дел; в 1948-1951 гг. жил в США, а в 1953-1956 гг. был советником аденауэровского правительства ФРГ по «восточным вопросам».

Заголовок дан составителем.

Речь идет об учиненной Гитлером и вошедшей в историю под названием «Ночь длинных ножей» кровавой расправе (руками СС и гестапо под главенством Гиммлера и Геринга) со своими сообщниками по партии и соперниками в борьбе за абсолютную власть во главе с начальником штаба СА (штурмовых отрядов) Эрнстом Ромом. Они отражали настроения мелкобуржуазной массы нацистского движения, требовавшей осуществления демагогических псевдосоциалистических обещаний фюрера («второй революции»), а потому представляли определенную опасность для монополистического капитала и военщины. Одновременно были убиты опасный личный конкурент Гитлера, лидер оппозиционного крыла нацистской партии Грегор Штрассер и бывший рейхсканцлер Германии генерал Курт фон Шлейхер, располагавший секретным досье времен Первой мировой войны о психическом расстройстве фюрера на почве венерической болезни.

Эта кровавая акция Гитлера против своих личных соперников и оппозиционных элементов в фашистской партии, совершенная менее чем за полгода до убийства 1 декабря 1934 г. Кирова и начала массовых репрессий в СССР, получила одобрительную оценку Сталина. – Примеч. сост.

По свидетельству генерал-лейтенанта бывшего КГБ СССР С. Кондрашева, из агентурных материалов архива ОГПУ – НКВД довоенного периода «следует, что нацистское руководство было недовольно деятельностью Шуленбурга и рассматривало возможность акции против него со стороны гестапо» и, более того, замышляло против него террористический акт, предотвращенный советской контрразведкой. «Шуленбург, – говорится далее, – считал себя другом тогдашнего Советского Союза», он «увидел угрозу нацизма и в течение последующей жизни был его убежденным противником», а также «глубоко переживал крушение своих надежд на улучшение отношений Германии с Советским Союзом». Он считал, что советско-германский пакт 1939 г. – «это временная мера, она дает лишь передышку». Он осуждал Риббентропа и его руководство внешней политикой Германии». – Известия. 1992. 4 февр. – Примеч. сост.