Валерия Новодворская - Прощание славянки

Таким образом, Новодворская В.И. совершила преступления, предусмотренные статьями 74, ч.1, 701, 17, 80, ч.2 УК РСФСР.

На основании изложенного, руководствуясь статьями 143, 144 УПК РСФСР,

Привлечь НОВОДВОРСКУЮ ВАЛЕРИЮ ИЛЬИНИЧНУ в качестве обвиняемой по настоящему делу, предъявив ей обвинение в совершении преступлений, предусмотренных статьями 74 ч.1, 701, 17, 80, ч.2 УК РСФСР, о чем ей объявить. Копию постановления направить Пресненскому межрайонному прокурору г. Москвы.

Как странно и страшно видеть молодое, чистое существо, не работавшее ни с Берией, ни даже с А.Трофимовым, только что из университета, готовое по первому же жесту свыше творить беззакония, унижать и обесценивать правосудие, губить навсегда собственное доброе имя, топтать и преследовать невинных! Значит, древняя зараза не умерла, царствие чумы продолжается — пока на уровне единичных случаев.

В конце августа А.Кривченко, к которому мы ходили теперь целым творческим коллективом (я, Константин Боровой, Генри Резник, журналисты), отпустил нас с Боровым в Италию, а адвоката Резника — к сыну в Иваново. Мы расстались до сентября. А назавтра, пока я получала в поликлинике результаты анализов, а Боровой брал наши билеты на самолет, мою квартиру чуть не взломали омоновцы, напугав до смерти моих стариков. Оказывается, Кривченко с Илюшенко передумали! Надо было взять расписку. И когда мы с Константином Боровым проходили через незримый противотанковый ров — родную границу, его пустили, а меня отсеяли. Поперек всякого закона. Мне не было предъявлено обвинение. Я не давала подписку о невыезде. Но разве это могло остановить такой хамский орган насилия, как ФСБ? Такого его спарринг-партнера, как Генеральная прокуратура?

Я разозлилась и уехала на дачу до того сентябрьского числа, когда мы договорились встретиться с А.Кривченко. Но на его счастье, чаша сия его миновала. Первая серия «Кошмара на улице Вязов» кончилась. О том, что дело прекращено, я, как повелось, узнала из новостей НТВ.

Надо было ехать тут же, пока на них снова не нашло. Но кто же знал, что это будет целая серия кассет, и в каждом фильме будет появляться маньяк Фредди Крюгер: из-под земли, из ада, из церкви, с кладбища. И будет резать на кусочки. Так и мое дело, это кошмарный советский римейк сталинских ужасов. Слабая, бледная копия, на ней лежит отблеск адского огня…

Казалось, главная аксиома «доказана»: у нас нет политических процессов, одно только политическое следствие. Но наступил январь, и Александр Трофимов заявил у себя на коллегии, что он не понимает, почему мое дело прекращено, когда есть такие прекрасные основания его продолжить. Эта публика не могла вынести, что кто-то сочувствует чеченцам, а не им, таким лощеным, таким бесчисленным, таким бессовестным…

О реплике А.Трофимова мне немедленно донесли журналисты «Эха Москвы». И спросили, что я об этом думаю. Ну что я могла ответить? Во-первых, это преднамеренная утечка информации: надо же ФСБ будущему красному монарху Зюганову свой товар лицом показать? У нас — товар (технология политических репрессий); у вас — купец (репрессивная власть, которой надо будет избавляться от демократов). Во-вторых, А.Трофимов — профессиональный палач из V отдела ГБ; цветы опылять он все равно не будет, он может только сажать. И не цветы, кстати. Орехова же посадил.

Дальше я выступаю по 1 каналу ОРТ у Любимова с Сажи Умалатовой, бросаю ей вязанную варежку вместо перчатки, одновременно предлагаю во втором туре голосовать за Ельцина, а после поставить свечу, первый тур сулю Явлинскому, да еще предлагаю Любимову выпить сока за победу чеченского оружия. И дальше — по нарастающей. Передача состоялась 7 марта, дело по «факту» было возбуждено прокуратурой города Москвы, этим коммунистическим заповедником, 8 февраля (через 2 дня после ареста А.Никитина), сразу после мартовских праздников меня вызвали в прокуратуру Северо-Восточного округа (единственный округ и единственная прокуратура, куда еще можно было сдать меня на хранение, потому что по месту моего жительства и по месту прописки «Нового взгляда» больше не оставалось прокуратур).

На этот раз распоряжение вышестоящего начальства угодливо, хотя и с чувством вины, клянясь в большом уважении ко мне, всяческой радости от встреч и заверяя, что мне ничего не будет, кроме условного срока, а у них на плечах погоны, они обязаны это делать, им хуже, чем мне («…мы тебя совсем не больно убьем…»), выполняли следователь (начальник следственного отдела) Станислав Иванов, постарше А.Кривченко, и его улыбчивый прокурор. Последний даже звонил мне и пытался добиться согласия на допрос моей матери, опять-таки заверяя в дружелюбии. Зачем им это было надо — Бог весть, ведь даже гэбульники от таких методов отказались еще в 50-е годы, после смерти Усатого. От этой парочки (Иванов — прокурор) у меня осталось впечатление следующего рода: на крыше газовой камеры двое эсэсовцев опорожняют в отдушину банку Циклона Б, и, слыша внизу отчаянные крики, приговаривают: «Не надо так волноваться, все будет хорошо; на нас погоны, мы не можем иначе; легко, вам штатским, говорить…»

Сначала нам с Резником показали якобы предлог для возобновления дела: фальшивые распечатки моих разговоров по частному, личному телефону с Хаммадом Курбановым (после его отъезда из Москвы мы не говорили по телефону ни разу). Текст был примерно такой: берите, дорогие чеченские боевики, все русские города, в частности, город Витебск (то, что это белорусский город, на Лубянке усвоить не успели). Кассет не было — видно, они были настолько плохо сфальсифицированы, что их нельзя было дать прослушать хотя бы один раз мне, Иванову и адвокату…

Когда мы потребовали кассеты, расшифровки быстренько исчезли из списка моих улик. Предлог сделал свое дело, предлог может удалиться… А дальше все пошло в русле той же колеи, что и с А.Кривченко.

Все-таки наши каратели — маньяки. Серийные убийства, серийные политические процессы, серийные фальшивки, серийные дела по двум статьям, написанным три года назад…

1. Ты — свидетель (по своему делу). Очень убедительно и не в первый раз доказываешь, что ты не предавал Родину ни Биллу Клинтону, ни Шамилю Басаеву; что не взрывал Чернобыль; что тебя не было в Буденновске; что не крал шапку Мономаха; что не призывал лишить в РФ русских (а нас, вроде, как раз 80 %) избирательных прав и отправить в газовые камеры.

2. Ты — обвиняемый. Твои объяснения пошли псу под хвост; на выбор берут любое обвинение (от кражи шапки Мономаха до антинародной деятельности) и предъявляют; тут же кончают следствие и закрывают дело. Можешь читать всласть.

Мое обвинение выглядело в конечном итоге скромно и непритязательно: