Генрих Метельман - Сквозь ад за Гитлера

Я вновь работал на ферме полковника Кариджа под Кронделлом, играл в футбол за команду деревни Бентли. Постепенно я оттаял, ожил, смог вернуться в русло нормальных человеческих отношений. Вскоре полковник нанял присматривать за домом девушку, которая была родом из Швейцарии. Ну, как в такой обстановке, в атмосфере доброжелательности и покоя я мог не влюбиться в нее? Мы поженились в 1952 году в Швейцарии. В 1954 году у нас родился сын, а в 1956-м — дочь. Я поступил на работу на железную дорогу в Элтоне, сначала носильщиком, потом стрелочником, и на этой должности проработал до самой пенсии. Моя горячо любимая жена умерла в 1980 году.

До сих пор меня гнетет чувство вины за себя и за своих товарищей, по вине которых пострадало столько ни в чем не повинных людей в России. Это тяжкое бремя я не в силах сбросить с плеч. Теперь, когда жизнь моя близится к концу, я иногда пытаюсь понять, чем она была. Драмой? Трагедией? Преступлением? Комедией? И не могу дать однозначного ответа на этот вопрос. Я мучаюсь от осознания, что причинил страдания ближним своим, но я не в претензии к тем, по чьей вине выпало страдать мне.

Перебирая как-то старые книги и бумаги, я наткнулся на Молитву Солдата Немецкой Армии — сомнений быть не могло, на ту самую, которую мы произносили на молебнах в России.

Недавно побывав с группой туристов в Беларуси, где были стерты с лица земли 209 из 270 городов, не говоря уже о тысячах деревень, я посетил и Мемориальный комплекс «Хатынь».

Комплекс этот воздвигнут на месте сожженной дотла белорусской деревни Хатынь, все жители которой, в том числе и 70 детей, младшему из которых было всего три недели, были зверски убиты — расстреляны или сожжены заживо.

И пережитое мною лично, и факт того, что главные сражения Второй мировой войны происходили на полях России, подсказывают мне, что лучшего эпилога моему повествованию, чем помещенные ниже тексты, весьма наглядно доказывающие наличие огромной пропасти между двумя идеологиями, между Востоком и Западом, оказавшимися вовлеченными в самую ужасную из войн, быть не может.

Молитва Солдата Немецкой Армии:

Надпись в Мемориальном комплексе «Хатынь»:

«Люди добрые, помните: любили мы жизнь, и Родину нашу, и вас, дорогие. Мы сгорели живыми в огне. Наша просьба ко всем: пусть скорбь и печаль обернутся в мужество ваше и силу, чтобы смогли вы утвердить навечно мир и покой на земле. Чтобы отныне нигде и никогда в вихре пожаров жизнь не умирала!»

Солдат восточного фронта.

Снимок сделан в России, во время наступления на Сталинград.

В специальном санатории для раненых на восточном фронте. 1943 год.

Свидетельство о награждении меня Черным знаком за ранения. Более серьезные и многочисленные раны «поощрялись» более престижными Серебряным и Золотым знаками.

Эти фотографии сделаны в период между декабрем 1942 года и январем 1943 года. В это время 22-я танковая дивизия пыталась удержать стык с нашими румынскими союзниками.

В первую военную зиму у нас не было специальной одежды для холодного климата. В конце 1942 года (я тогда водил тягач, таскавший противотанковую пушку) эта ошибка была исправлена. Этот камуфлированный костюм надевался поверх униформы. С изнанки он был выкрашен в белый цвет. Некоторым из нас повезло, и они получили теплые сапоги.

Строительство землянки. Я в середине. Сзади нас видна наша пушка.

Около импровизированного убежища. Я слева.

Рядом с нашим тягачом. Я слева.

Наша пушка на оборонительной позиции.

Я стою в середине группы. Двое из тех, кто изображен на снимке, были убиты.

Русский крестьянин и немецкий солдат (справа).

Все, что осталось от моего свидетельства о награждении «Именем фюрера» «Крымским щитом». Документ подписан факсимиле генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна.

Попадание в наш тягач. Он сгорел со всем, что там было.

Наводка противотанковой пушки. Впереди я. Второй справа — Китт. В прицел смотрит Лазар.