Георгий Холостяков - Вечный огонь

Последовала срочная операция. Врачи сделали все, могли. Однако надежды на благополучный исход уменьшались час от часу. Цезарь Львович надолго терял сознание. На вторые сутки мне позвонил начмед Квасенко, и уже по тону первых его слов я понял, что Куникова не стало...

На войне привыкаешь к неизбежности потерь. Но смириться с этой было нелегко. Я знал Куникова в сущности очень короткое время. Однако достаточное, чтобы почувствовать, какой это яркий, внутренне богатый человек, чтобы увидеть, с какой силой раскрывались в боевой обстановке его недюжинные способности.

С именем Куникова для новороссийцев неразрывно связаны первые наступательные действия в районе нашей базы, положившие начало очищению черноморских берегов от врага. Успех десанта в Станичке сделал командира штурмового отряда известным всему флоту. И гибель его тяжело переживали люди, даже никогда с ним не встречавшиеся.

Похороны майора Куникова были необычными для прифронтового Геленджика. В траурном митинге участвовала не одна тысяча человек, в том числе почти все тогдашнее население городка. Я не счел себя вправе препятствовать этому, только предупредил командование ПВО, что необходима наивысшая готовность к отражению воздушных налетов. Смогли отдать последний долг Цезарю Львовичу и его ближайшие соратники по отряду - за ними сходил ночью в Станичку катер.

После войны Станичка стала называться Куниковкой. Прах майора был перенесен с геленджикского кладбища в центр Новороссийска, на площадь Героев. А среди судов, приписанных к Новороссийскому порту, появился потом океанский танкер Цезарь Куников, которому доступны все морские дороги земного шара.

В то время, когда мы прощались с Куниковым, лучшим памятником ему служил плацдарм за Цемесской бухтой - трамплин для дальнейших наступательных операций, прочно удерживаемый советскими войсками.

В апреле 1943 года Президиум Верховного Совета СССР присвоил Цезарю Львовичу Куникову звание Героя Советского Союза. В Указе не было слова посмертно. В статьях и очерках о новом Герое, которые появились в газетах, также не упоминалось о его гибели: незачем было радовать врага. Миллионы людей, узнававших из этих статей о славных делах майора Куникова, знакомились с ним как с живым. И этим как бы утверждалось приобретенное им великое право остаться в боевом строю и после смерти, навсегда.

Тюлькин флот испытывается огнем

12 февраля советские войска освободили Краснодар, 14-го - Ростов. Неприятельская группировка на Кубани осталась без сухопутного сообщения со своими тылами, была прижата к Азовскому морю и Керченскому проливу. Но выбить врага из Новороссийска оказалось труднее, чем думалось. Гитлеровцы превратили его в один из главных узлов укрепленной полосы, которая стала известна под названием Голубой линии и протянулась от Цемесской бухты до приазовских плавней, прикрывая Таманский полуостров и лежащий за проливом Крым.

Плацдарм на Мысхако врезался во фланг Голубой линии. Противник окончательно лишался возможности как-либо использовать Новороссийский порт. Однако еще несколько попыток взломать вражескую оборону на других участках к успеху не привели. Становилось очевидным, что частям, высаженным на западный берег Цемесской бухты, придется действовать на изолированном плацдарме не считанные дни, как предполагалось сначала, и не две-три недели, как казалось немного позже, а более долгий срок.

Вот тогда и вошло в обиход понятие Малая земля. Не знаю, кто первым сказал так про кусочек побережья, отвоеванный у врага десантниками в феврале, но скоро ужо никто не называл его иначе. Этому названию суждено было войти и в историю войны, и в географию Кавказа.

Гарнизон Малой земли, постепенно доведенный до двух корпусов, был включен (как и войска, развернутые под Новороссийском на Большой земле) в переформированную 18-ю армию - 18-ю десантную, как стала она именоваться. Со второй половины февраля 1943 года эта армия сделалась левофланговой на советско-германском фронте, что и определило ее теснейшее боевое взаимодействие с Черноморским флотом. Причем - это вытекало из характера и большой важности возлагавшихся на 18-ю десантную армию задач - Черноморский флот был тогда же подчинен ей в оперативном отношении.

Командующим армией вскоре назначили генерал-лейтенанта К. Н. Леселидзе, членом Военного совета - генерал-майора С. Е. Колонина. Штаб ее возглавил генерал-майор Н. О. Павловский, не так давно воевавший в морской пехоте, а политотдел - полковник Л. И. Брежнев. Штарм и поарм 18-й десантной разместились под Геленджиком, в близком соседстве с нами.

Доставка на Малую землю подкреплений, техники, боеприпасов, продовольствия и эвакуация оттуда раненых были возложены на Новороссийскую военно-морскую базу, и поэтому мне приходилось бывать в штабе армии и у командарма очень часто.

Могу признаться: даже если предстояло решать трудные вопросы, ездил я туда с удовольствием. В натуре генерала Леселидзе было нечто рыцарственное, и на КП у него царила атмосфера подчеркнутой (хочется сказать - красивой) воинской корректности. В самом обыденном разговоре командарма с начальником штаба ощущались обоюдная тактичность, глубокое взаимное уважение, служившие примером для окружающих. А когда меня заставал у армейцев час обеда, Константин Николаевич Леселидзе, отложив ненадолго дела, блистал истинно грузинским гостеприимством, любил угостить чем-нибудь присланным ему в подарок друзьями.

Политработники нашей базы быстро почувствовали себя своими людьми в поарме 18-й, влияние которого, как старшего политоргана, все сильнее сказывалось и во флотских частях. Не много понадобилось времени, чтобы моряки-новороссийцы хорошо узнали начальника политотдела армии Леонида Ильича Брежнева, полюбили его за близость к бойцам, за прямоту и отзывчивость, за характерное для него стремление быть там, где трудно, где решается главная сейчас боевая задача.

От Геленджика до Мысхако, даже с учетом всех изгибов проложенного среди минных полей военного фарватера, меньше двух десятков миль. Но по крайней мере половина этого пути, не говоря уже о местах разгрузки, простреливалась неприятельской артиллерией. Атаки самолетов и торпедных катеров были возможны на всем маршруте. И не приходилось сомневаться, что противник использует все средства, чтобы срывать наши перевозки, от которых зависело само существование мало-земельского плацдарма.

Какая сложилась обстановка на этой короткой прибрежной коммуникации, можно судить уже по тому, что через десять дней после высадки десанта командующий флотом приказал: каждый выход кораблей к Мысхако планировать как особую операцию. До тех пор так ставился вопрос лишь в отношении перевозок в осажденный Севастополь.