Алексей Рыбин - Право на рок

Однажды Майк рассказал о новой пластинке Дэвида Боуи, и я пожелала немедленно ее послушать. Не потому, что жить не могла без новой пластинки Боуи - просто устала очень, а мой кавалер не решался пригласить меня в какой-нибудь дом с креслом. Майк слегка удивился такой прыти, но пригласил к себе. Казалось, роман должен благополучно развиваться. Но не тут-то было.

Поездка в Вологодскую область «Капитальный ремонт + Майк» все-таки состоялась. Об этом подробно написал В.Зорин в книжке «Незамкнутый круг». Я уволилась с очень секретного ПО «Алмаз», где работала оператором разнообразных счетных машин. Причин было несколько, но главная - не давали отпуск в нужное время, чтобы ребята не оказались в чужом месте одни.

Но толку от меня им было мало, как выяснилось. Да еще Майк себя вел как-то странно: сделался чужим, словно не было никаких театров, индийских музык, анекдотов до утра.

Вернулись в Питер. Я тщетно пыталась устроиться на какую-нибудь работу. Майк же в сентябре со своим театром уехал на гастроли в Вильнюс. Когда возвратился, зашел в гости и долго рассказывал о только что прочитанной книге Р.Баха «Иллюзии». А потом пропал.

Я еще поболталась в городе без работы, но пришлось-таки на время уехать к родителям, дабы иметь в паспорте хоть какую-то прописку. Про Майка старалась забыть, и однажды это почти удалось.

Но в мае он встречал меня, как ни в чем не бывало, все в той же комнате на Васильевском.

Через несколько лет Майк объяснил свое бегство тем, что он меня просто боялся. А еще опасался испортить жизнь хорошей девочки. В Печорина играл…

Лето 80-го. Жара. Олимпиада в Москве. Снова длинные прогулки. Но Майк изменился: расслабился, начал активно водить меня в гости к одноклассникам, однокурсникам и другим друзьям-приятелям. Представлял так: «А это Наталья, большая любительница помидоров». Гостеприимные хозяева все бросали и принимались немедленно кормить меня помидорами. Да и сам Майк приносил вместо тривиальных шоколадок томаты в разных видах.

Когда мы ждали муниципальный транспорт, ехали в метро, Майкуша переводил мне стихи Гинзберга, читал Веничку Ерофеева. Скучать не приходилось.

Хорошее выдалось лето: любовь, солнце, цветы (их Майк чаще всего не покупал, а рвал на каких-то заповедных клумбах), новые знакомые, новые впечатления. Летом же Михаил Васильевич сделал мне официальное предложение. Произошло это на знаменитом (по разным причинам) балконе нашего друга Миши. «Мечтал бы поселиться с тобой в старинном замке, но могут предложить только квартиру с родителями и зарплату сторожа..».

Со свадьбой решили не торопиться, однако вопрос с жильем стоял довольно остро. Я думала-думала и пошла устраиваться в «Теплоэнерго», где желающим давали комнаты. Пришлось побороть страх перед неведомыми механизмами и учиться на кочегара (пардон: на оператора газовой котельной). Но это было попозже. А летом мы встречались то у Майка на Варшавской, то у меня на Васильевском, где кроме нас с братом обитали Володины однокурсники (между прочим очень милые люди). Заезжала я и к Майку на службу. Он уже уволился из БТК и сторожил какой-то объект на Кировском проспекте. Однажды Миша попросил нарисовать обложку к его альбому: «Сладкая N и др». Идея оформления - его, я - только исполнитель. Да и нарисовал бы Майк получше, чем я. Не знаю, зачем ему вообще это понадобилось…

Кажется, в начале осени Майк ездил в Москву с сольными концертами для не очень широкой аудитории. Приняли его там хорошо. А большой человек Олег Евгеньевич решил с БГ и Майком заняться дикцией, вокалом и другими полезными вещами. Майкуша это дело скоро забросил, хотя уверял, что Осетинский его многому научил.

«А жениться нельзя! - громыхал Олег Евгеньевич. - Он будет знаменитым артистом! Поездки, гастроли! Семья только связывает творческого человека! Не надо Майку мешать!»… «Никто и не собирается мешать», - вздыхала я, мечтая о сыне с карими глазками. И Бог меня услышал!..

Уже начались холода, когда мне наконец-то предложили комнату. Я даже не поехала ее смотреть - сразу согласилась, так как жить было решительно негде. Женщина, распределяющая площадь, показала план квартиры: «Какую выбираете?» Я ткнула пальцем в самую середину ряда маленьких прямоугольников. Отныне это было мое жилье в Петербурге, означавшее свободу.

Майк появился на Боровой 9 декабря, в лифте сообщил о смерти Джона… Вот так невесело начиналась семейная жизнь на новом месте.

Наш дом раньше был пятиэтажным, еще два пристроили потом. Они выделялись хилым параллелепипедом на массивном основании. Узкая, продуваемая квартира, длинный коридор, упирающийся в большую кухню нелепой конфигурации, семь дверей в «пеналы». Ни телефона, ни горячей воды, разбитые стекла… Нормальная «воронья слободка». Я так и не смогла полюбить этот район: Лиговку, Разъезжую, Обводный. А Майку, наоборот, нравились места «имени тов. Достоевского». Трудней ему было привыкать к коммунальной кухне: первое время стеснялся даже чайник на плиту поставить. Тем не менее, всегда говорил, что только здесь чувствует себя дома.

Мебель наша соответствовала убогому стилю квартиры. Диван Майк купил у Леши Рыбина за пластинку (такой вот обмен). Были две большие белые табуретки (одна легко превращалась в стол, если на нее положить планшет для рисования), две маленькие, зеркало, новая стремянка (она же буфет и платяной шкаф), магнитофон, старенький проигрыватель, а еще был телевизор! Его подарил Родион, как вещь, совершенно необходимую для супружеского счастья.

Майк тут же принялся смотреть все подряд, даже программу «Время». При этом спорил с гостями на кружку пива: что раньше скажут - «100 тысяч чего-нибудь» кии «Леонид Ильич Брежнев».

Из окна нашей комнаты замечательный вид: Владимирский собор, другие знаменитые здания, крыши, небо - простор. Иностранные барышни снимали это все из окна («Это - Париж!»), а то и с крыши. Мы же с соседями дружно на этой крыше загорали, любуясь раскинувшимся внизу Петербургом.

Обживались потихоньку. Обои гнусного желтого цвета скрылись под плакатами и фотографиями хороших людей. Напротив дивана висел большой постер: Марк Болан на оранжевом фоне. У него был «живой», следящий взгляд, то лукавый, то укоризненный. Марком звался и мой будущий сын.

Я почти никуда не выбиралась по причине очень низкого давления, но Майка регулярно выпроваживала проветриться (о чем он и много лет спустя вспоминал с благодарностью).

Подружилась с девочками-соседками. Родион очень меня поддерживал и развлекал оригинальными сентенциями. Еще разные гости приходили.