Лев Успенский - За языком до Киева

Вот река ЛОКНЯ. Вот ее приток, речка ДРЕГОШЬ… Озерко ГЛУШАНЁК, маленькое окошко чистой воды среди зыбкого мохового болота. Горка МОЛОТОВКА. Обширное пустое полевое пространство вдоль старого большака — КОРМЫ…

Некоторые из названий очень легко раскрывают свой смысл и свои связи с другими словами. Глушаньками на Псковщине вообще называются все глубокие, расположенные среди трясин озера-окна, остатки зарастающих некогда более значительных водоемов. Данный глушанек как бы только-только превратил свое нарицательное наименование в имя собственное. Говорят: «Поправей Якольцева — озерко Сорокинское; полевей — другое, малое, Глушанек…» — уже не слово, а имя.

Широкое полевое раздолье Кормы называлось так потому, что тут лет сто назад, когда по большим дорогам страны в столицу гоняли гоном гурты скота, были отведены участки для отдыха и подкормки стад. Унавоженные проходившими животными земли еще в двадцатых годах нашего столетия отличались особым плодородием. Болото ТРОСТА для прилегающих деревень имя собственное, соседняя трясина носит название КЛЮКОВНИКИ. Но в других местах вы можете услышать, как тем же словом «троста» вам назовут любую густую мелкую заросль по влажному месту, болотную чащу, состоящую из черной ольхи, различных лоз, камыша, тростника, осоки и тому подобных растений. Там «троста» выступает в качестве имени нарицательного. То же и с «клюковниками»…

Рядом вам попадутся наименования, раскрыть которые нелегко, может быть, даже и невозможно. Нет смысла сейчас заниматься ими: в книге мы будем иметь случай поговорить о подобных казусах вдосталь. Приведу для ясности лишь один пример.

Река ЛОКНЯ, приток Ловати, — откуда взялось это имя?

Были попытки объяснить его при помощи финских языков, тем более что для целого ряда речных названий (река ЛОКСА в Эстонии, река ЛОКЧИМ в Коми АССР) такое объяснение является, по-видимому, единственным. Имя реки ЛУГИ, текущей в этом же озерном крае страны, М. Фасмер толкует как связанное с финским «лаукааниоки» — лососья река. Но Лаукаан и Локня тоже дают достаточно тесные созвучия. Беда в том, что созвучие, увы, далеко не всегда свидетельствует о родстве слов.

Были сделаны предположения о связи нашего названия с литовским языком. Польский языковед К. Буга допускал тут общее с литовским «лукна» — болотистое место. Тоже ведь звучит убедительно: Локня в нижнем течении и на самом деле болотистая (в верхнем — быстрая и каменистая, форелевая) река.

Но тут ввязывается в дело одно обстоятельство. Псковская Локня не единственная в нашей стране носит такое имя. Есть, по сообщению О. Стрижака, несколько рек — его носительниц — на Украине. ЛОКНЯ — приток реки Сулы, воспетой в «Слове о полку Игореве», — течет в Харьковской области.

Так далеко на юг финские влияния никогда не могли простираться. Трудно допустить тут и литовское воздействие, хотя оно и более вероятно.

Поэтому ряд ученых (в том числе и О. Стрижак) пытается найти чисто славянское объяснение гидрониму. Стрижак связывает его со старославянским «локы» — дождь, с сербскохорватским «локва» — лужа, болото, и это кажется соблазнительным, раз там, на юге, текут несколько Локонь.

Однако названий близких достаточно и в моих родных местах: сама Локня вытекает из озера ЛОКНО, ЛОКНОВО, ЛОКНОВАТО — так по-разному значится оно в разных картах. Есть в тех же местах и меньшая речка, ЛОКНИЦА. И пока что приходится сказать, что решительно убедительного, бесповоротного ответа на вопрос: «Что значит и откуда взялось это имя?» — дать нельзя.

Вы разочарованы? Должен предупредить заранее: таким случаям в топонимике счета нет, и, вероятно, гораздо чаще серьезный топонимист может ответить вопрошающему любителю «не знаю», нежели открыть тайну географического имени.

Так или иначе, приведенные мною только что имена не выражают никакого отношения места к человеку, не говорят об их принадлежности или связях с ним. Они построены по большей части на тех приметах и признаках, которые люди разглядели в самих называемых предметах.

По большей части не значит — всегда. Можно указать немало таких названий урочищ, в которых участвует и имя человека. Случается, чаще всего в новых, недавно родившихся топонимах, оно лежит на поверхности, видно простым глазом: ПОПОВА ГОРА, ПУСТОШЬ СТЕПАНЦЕВО, ТИМОШКИН РОДНИК. В именах давно сложившихся оно иной раз бывает как бы спрятано от невооруженного ока, может быть высвечено только рентгеном научного анализа. Заподозрите ли вы в имени пустоши СТЕХНОВО (она числилась при том имении Гора в Псковской области, которое я упоминал), что оно означает «пустошь Степаново»? А ведь Стехно — старинное уменьшительное от Степан.

Во всем этом удивительного и неожиданного нет. Чем дальше шла человеческая история, чем больше развивались цивилизации, чем решительнее люди врывались в природу, тем уверенней и каждый отдельный человек начинал признавать ее части своими. На никому не принадлежавшие еще недавно овражки, луговины, лесные поляны все шире и шире распространялось право собственности. «Государыня пустыня» превращалась в сложную чересполосицу моих и твоих, наших и ваших, его и их частных владений. Урочища превращались в угодья. И тот, кто первый садился на этот «запрокид», на тот пустой «водобег», на холмы и долы, у озер и рек, либо прикреплял к ним свое собственное имя (не всегда он сам, нередко соседи-поселенцы), либо же самовластно и самочинно окрещивал их любым ему понравившимся названием.

«Се яз, Крысалко Щукин сын Попов, вдал в дар деверю сестры моея Ивашке Дергунову пустоши мои и покосы и орамые земли по речке по ГРИДИЦЕ и по НАСВЕ, от ПЕТИНОИ ГОРЫ по праву берегу вверх до великого камня; под тем камнем в земле на три четверти уголье и береста и кирпич битый закапаны. И от того камня по ручью по ЗВЯГИНЦУ до горелой сосны, и через враг на БАРСУЧЬИ ЯМЫ и дале по живому урочищу, покуда топор ходил и коса ходила. И вдал я ему те пустоши со всем, что к ним потягло, и с путики, и с перевеслища, и с рыбьи ловли, и с бобровые гоны…»

Мир, вчера еще дикий, чрезвычайно просто и незаметно превращается в мир человеческий.

«…Я спросил у (Юры) Неверина, как следует называть место, где мы находимся.

— ЮРИН ТОЧОК, — ответил он, а потом, заметив мой недоверчивый взгляд, добавил: — Ну да! А чему вы удивляетесь? В прошлом году это место никак не называлось, было просто безымянным урочищем. А нынче, когда сделали для меня вот этот балаган, стали называть его „ЮРИНЫМ БАЛАГАНОМ“. Но дело-то ведь не в балагане, а в тетеревином точке, ради которого я здесь и поселился. Вот и появилась эта новая точка на карте — Юрин Точок.