Анатолий Черняев - Совместный исход. 1975

Играли в бильярд, Вадим за роялем - песни. В промежутках разговоры, которые, как правило, мы позволяем себе только «между собой».

Он, пожалуй, редкостный человек на активном политическом фоне: соединяет наше «чистое» прошлое с циничным настоящим. И в общем-то в нем жива идейность. Она - значительная сила, во многом объясняющая его неиссякаемую энергию и, казалось бы, совсем ненужную (для ради карьеры) инициативность.

Доработка проекта декларации (для европейской коммунистической конференции) перед Рабочей группой (в Берлине 8 апреля). Загладин с Жилиным съездили в Париж, на «тройку»: ФКП, КПСС, СЕПГ. «Отработали» текст после первой Рабочей группы. Получили, как выяснилось вчера, похвалы от Плиссонье (член ПБ ФКП)) за «единый (с французскими коммунистами) революционный подход к проблеме Европы». Когда я здесь посмотрел эту продукцию, я понял, что такие уступки превращают конференцию в опасный треп, направленный по существу против нашей политики разрядки («заставить империализм еще отступить», только тогда разрядка будет обеспечена, «нанести ему поражение», «победить его», «превратить всю Европу в социалистическую» и т.п.) В соответствии с этим внешнеполитическая программа единых действий была объединена с социальной программой, с борьбой за социализм, за коммунизм. И это еще больше лишало такую программу всякого реализма: за социализм и за коммунизм с нами вместе никто не пойдет бороться, и даже многие КП будут возражать против общей программы борьбы за социализм. Фразы о широкой коалиции и сотрудничестве с некоммунистическими силами превратились в насмешку.

Я сказал обо всем этом Загладину. Он частично согласился, но ему было некогда - готовил делегацию на съезд ИКП, - попросил кое-что поправить, а «потом видно будет, вся работа впереди».

Б. Н. заинтересовался проектом и сказал, чтоб без его ведома не давали немцам согласия на рассылку всем (28) партиям. Я поделился с ним опасениями. Он насторожился. В эти же дни я узнал, что Катушев, прочитав проект, встревожился еще больше.

Договорились пригласить двух немцев и вместе с ними кое-что поправить. В какой-то степени это, конечно, было дезавуированием Загладина и Жилина (в Париже), однако что делать. Поправили. Немцы уехали, а на другой день вечером пролетом из Кореи в Москве оказался Канапа.

Рубились с Канапой до 2-х ночи. Жан очень быстро сообразил, что «причиной всему я». Начал шантажировать, но мне очень легко его было придавливать, потому что его аргументы либо противоречили один другому, либо были простой демагогией, к которой я относился спокойно, а когда получалось, с насмешкой.

Вы, говорил, например, Канапа имеете социализм и хотите мира, мы тоже хотим мира, но хотим и социализма. Почему же вы мешаете нам за него бороться? И т.п. Программа, мол, должна быть коммунистической, а не социал-демократической.

Да, я говорю, программа должна исходить от коммунистов (в этом смысле она коммунистическая), но она должна быть обращена и к коммунистам, и к некоммунистам. Иначе конференция превращается в сектантскую затею.

Чем объяснить такую революционность? Помню, при подготовке Совещания 1969 года Канапа насмешничал, упрекая нас в революционности и наступательности на империализм. «Теперь же, говорит он, мы, исходя из новой ситуации в мире, повысили ставки, другие же, например, ИКП, наоборот, понизили». Это видно. Но что это даст, что вообще может дать подмена политики демагогией, когда Жискар д' Эстена сравнивают чуть ли не с Гитлером и изображают французскую политику в роли мальчика на побегушках у американцев?!

Мы согласились на 3-4 поправки. Сегодня я сообщил их по телефону в ЦК СЕПГ. Успел: они уже имели распоряжение Хоннекера рассылать, ничего больше не ожидая. Кстати, немец Винкельман, первый зам. зав. международного Отдела, говорил со мной очень жестко и одну поправку отверг категорически. Надоело им вертеться по нашей указке, да и вызывает раздражение, видно, что мы вынуждаем их поступаться немецкой аккуратностью и порядком.

29 марта 75 г.

Взорвалось противоречие между нашей государственной внешней политикой и нашей «коммунистической» политикой. В самом важном звене. Марше и К овзвились по поводу приема, который был устроен премьеру Шираку в Москве: помпа, пресса, первые страницы газет, телевидение, три часа с Брежневым и т.д. Предлогом стало нахальство Ширака: он заявил здесь корреспондентам, что, мол, знает, что у Брежнева с Марше какие-то отношения и, поскольку он с Брежневым увидится, он ему скажет, что ФКП ведет непоследовательную политику в отношении вооруженных сил Франции. Ведь СССР выступает за сильную Францию, а ФКП подрывает боеспособность французской армии и т.п.

Через несколько часов Марше уже звонил в Москву и требовал, чтобы Шираку публично (а в беседе сам Брежнев) врезали за это. Естественно, день-другой, при нашей-то машине рассмотрения вопросов ничего не было (и не могло быть) сделано.

Ширак под величайший шум прессы (Франции нужно подчеркивать, что она имеет с нами привилегированные отношения) возвращается в Париж и тут же в аэропорту, между прочим, говорит, что Брежнев ему сказал: «Жискару мы доверяем. Это - человек, которому можно доверять, он держит слово!»

Жора тут же собирает ПБ и публикует решение: визит Ширака в СССР ничтожен, он ничего не дал, это сплошное надувательство, как и вся жискаровская политика, и нужно это было только для того, чтобы подкрепить антинародную политику правительства и усилить антикоммунистическую кампанию.

На этом же ПБ было составлено письмо «В Секретариат ЦК КПСС». Нечто подобное (от братской партии) можно было в свое время прочитать только на китайском языке.

Примерный смысл: все, что происходило в связи и вокруг визита Ширака, наносит огромный вред интересам трудящихся Франции и политике ФКП. Вы, КПСС, просили наших советов и рекомендаций перед визитом. Мы их вам дали. Но, судя по всему, вы их игнорировали. Более того: мы в своей политике делаем все, чтобы показать французам, что

Жискару доверять нельзя, что вся его политика - обман. А вы заявляете на весь мир, что он заслуживает доверия. Вы подрываете наши усилия в сложной борьбе, которую мы ведем за интересы трудящихся Франции. Мы вам заявляем, что вы нарушили принципы пролетарского интернационализма. С братским приветом. Жорж Марше, Генеральный секретарь ЦК ФКП.

Началась суета. Брежнев велел готовить ответ. (Кстати, еще до того как они собрали ПБ, после звонка Марше в Москву наш посольский человек в Париже ходил к ним и просил не торопиться, мол, вы вот-вот получите из Москвы подробную информацию о разговорах с Шираком... Но «не возымело!») Громыко подготовил совсем дурацкий ответ. Наш сектор - получше. Сошлись два текста у Блатова (который очень боится Громыки). Появился из Рима Загладин. Его туда, к Блатову. Словом, еще вчера ответ не был готов. Но в «Правду» дали (от имени Седых - корреспондент в Париже) статью, одно название которой говорит само за себя: «Позитивные итоги». Там, между прочим, упомянуто, что «некоторые органы печати» (!) попытались, как всегда, использовать визит в антикоммунистических целях. Это, конечно, для Жоры недостаточная сатисфакция.