Николай Крылов - Не померкнет никогда

Наш начсанарм военврач 1 ранга Давид Григорьевич Соколовский всегда стремился — и умел! — вести свое дело с размахом, который, кстати, никогда не оказывался излишним. Установив контакт с флотскими медиками и с горздравом, используя оказавшийся в его распоряжении медперсонал из 51-й армии (когда в степном Крыму был рассечен фронт, часть ее тылов примкнула к приморцам), Соколовский развернул в Севастополе пять госпиталей.

Гордостью начсанарма стал госпиталь в Инкерманских штольнях. Однако заслуга создания этого подземного дворца для раненых принадлежит не только медикам. Оборудовал его инженерный отдел флота, обеспечивший госпиталь даже автономной электростанцией.

Человека, лопавшего сюда, охватывало необычное в осажденном Севастополе ощущение покоя. Толща породы поглощала все наружные звуки, даже разрывы бомб. Длинной галереей уходили вдаль ярко освещенные палаты-залы с неровными, слегка искрящимися стенами…

По плану здесь было семьсот мест, но при необходимости могли разместиться до двух тысяч раненых. А просторные операционные деятельный армейский хирург профессор В. С. Кофман, ни в каких условиях не перестававший заботиться о повышении квалификации своих младших коллег, превратил в своего рода учебный центр, через который пропускались врачи всех соединений. Оговорюсь, однако, что таким инкерманский госпиталь стал несколько позже. В конце ноября подземелье еще только обживалось, решалась проблема вентиляции.

В итоге ноябрьских боев мы имели 7600 раненых (вернувшиеся после перевязки в свои подразделения в счет, понятно, не шли). Как и в Одессе, мы руководствовались принципом: всех, кого нельзя относительно скоро, в пределах месяца, возвратить в строй, отправлять при первой возможности на Большую землю.

Кроме санитарных транспортов раненых принимали на борт приходившие в Севастополь боевые корабли. В этих случаях требовалась особая оперативность: корабли не могли задерживаться. Эвакуаторам пригодился одесский опыт спешных ночных посадок.

Помню доклад Соколовского о том, что большая партия раненых погружена на лидер "Ташкент", самый быстроходный корабль флота, доставивший нам снаряды. Из Севастополя он пошел напрямик в Батуми. Как свидетельствует старая сводка, всего в ноябре было вывезено на Кавказ 5700 раненых.

Необычно суровая зима сорок первого года уже давала себя знать и на юге. Совсем непредвиденно в Крыму понадобились белые маскхалаты, прежде всего для разведчиков и снайперов, а для всех бойцов и командиров — теплое белье, ватные куртки и брюки. Быстро решить эту проблему вряд ли удалось, если бы не предусмотрительность наших хозяйственников.

Еще когда приморцы готовились зимовать под Одессой, где климат холоднее, тогдашний интендант армии и будущий начальник тыла А. П. Ермилов, не надеясь, что зимнее обмундирование пришлют на юг в порядке централизованного снабжения, организовал свои пошивочные мастерские. Причем не в Одессе — в осажденном городе развернуть их было трудно, — а на Большой земле, в Новороссийске. Материал использовался "полутрофейный" — ткань, большое количество которой в свое время было обнаружено в эшелоне, застрявшем в одесской степи после того, как враг перерезал последнюю железную дорогу, и вывезено из-под носа у гитлеровцев.

Про эту находку я слышал, но потом забыл, а о том, в каких масштабах развернуто у Ермилова дело в Новороссийске, признаться, не имел представления. Генерал Петров, как выяснилось, вообще об этом не знал: когда все организовывалось, он еще не командовал армией.

"Пошив теплого обмундирования из ткани, вывезенной из Одессы, — вспоминает Алексей Петрович Ермилов, — был маленькой тайной тыловиков. Мы никому об этом не говорили: сначала потому, что не знали, сумеем ли все организовать, как задумали, а потом просто потому, что хотели преподнести это бойцам и командованию в виде сюрприза. Нужно было видеть радость Ивана Ефимовича Петрова, когда он обо всем узнал!"

Радоваться было чему: из Новороссийска с несколькими оказиями пришли десятки тысяч комплектов теплого обмундирования. Ватники, правда, выглядели несколько "партизанскими" — были не совсем такого цвета, какой полагалось бы им иметь, но с этим считаться уже не приходилось.

Надо было как можно быстрее получить совершенно точное представление о том, где проходит теперь, после напряженных боев, наш передний край на каждом участке обороны. Не полагаясь на донесения из соединений, мы выяснили это на местности всем составом оперативного отдела. И на моей рабочей карте появилось немало существенных поправок.

У нас нередко говорилось, что знать передний край мы обязаны, как "в Одессе". Однако Одесса могла служить в этом отношении эталоном разве что на первых порах.

Севастопольский плацдарм был теснее, возможности маневра здесь резко ограничивались, и понятие "жесткая оборона" приобретало смысл куда более категоричный, ибо всякий неприятельский клинышек сразу означал угрозу плацдарму в целом. В таких условиях штарму надлежало знать и фактическое расположение линии фронта со всеми ее изгибами, и состояние любого батальонного участка не как в Одессе, а лучше, детальнее.

Впрочем, объяснять, насколько это важно, никому не требовалось. И уж конечно, не нашим боевым направленцам — капитанам Шевцову, Безгинову и Харлашкину, которые находились почти непрерывно в войсках и, знакомясь с участками обороны, куда были посланы, считали своим долгом побывать в окопах каждой роты, дойти до боевого охранения. Их доклады по возвращении на КП, содержавшие не только констатацию фактов, но и практические предложения, любил слушать вместе со мной и начальником оперативного отдела командарм.

Обязанности у наших направленцев стали более широкими. Чем дальше, тем все в большей степени им приходилось при максимально полном знании обстановки в одном-двух секторах быть в курсе положения и в остальных. Все трое отличались исключительной работоспособностью, могли не спать сутками. Шевцов и Безгинов к этому времени были уже опытнейшими штабными офицерами, авторитетными для любого начальника в войсках. Очень вырос и Харлашкин. Он, правда, не имел такой, как у его товарищей, подготовки, но обладал острой наблюдательностью, практической сметкой, быстро ориентировался в новых местах. Выполняя задание, этот веселый и храбрый человек не знал непреодолимых препятствий.

В укреплении фронта вопросом вопросов оставалось инженерное оборудование позиций. То, что наша оборона и в таком виде, в каком застал ее первый натиск врага, в целом его выдержала, успокаивать не могло. Неподготовленность передового рубежа и отсутствие запасных, промежуточных, обошлись на правом фланге дорого. Иногда бойцам приходилось вгрызаться в твердый каменистый грунт уже под огнем. И где успевали окопаться мало-мальски сносно, а где и не успевали…