Анна Тимофеева-Егорова - Я — «Берёза». Как слышите меня?..

Войска на марше оказались нашими. Догадываюсь — выходят из окружения. Истощенные и измотанные, они несут на себе раненых, оружие. Увидев краснозвездный самолет, машут руками, пилотками, касками. Но что это? На колонну пикируют четыре «мессершмитта»! Впервые вижу я трассирующую нить огня. Бойцы попадали. Кое-кто побежал в сторону от дороги. Сделав несколько атак по колонне, фашисты набросились на мой самолет. Выручили меня тогда лесок и речка, петлявшая среди деревьев. Едва не касаясь колесами воды, я выписывала все ее изгибы, повороты. Маневр удался — немцы отстали.

Вернулась на аэродром, села, зарулила на стоянку. Механник Дронов, как всегда встретил восторженно, хотя почти после каждого моего вылета ему приходилось много заделывать пробоин, ремонтировать самолет и мотор, но он всегда ухитрялся подготовить к следующему вылету.

В нашей эскадрильи много было москвичей, да и немудрено, ведь она формировалась в Люберцах. Каждое утро нашим первым вопросом к радистам был:

— Ребята, что в столице?

Тяжело приходилось Москве. Наступили грозные дни. Воздушные тревоги объявлялись почти каждую ночь. Враг стоял у ворот. Но мужественно встречали москвичи надвигающуюся опасность. В добровольческие дивизии народного ополчения шли люди самых мирных профессий — повара и ученые, служащие и сталевары, артисты, инженеры и кондитеры. Они не обладали военными навыками, но силы их удесятеряла горячая любовь к своему родному городу и жгучая ненависть к тем, кто решил поработить его. Москва поднималась на бой, Москва превращалась в крепость.

«Как там наши, метростроевские?» — все чаще думала я. А метростроевцы тоже брали в руки оружие, шли на рубежи обороны. Но и в тоннелях не прекращался рабочий гул. Мужчины, получив винтовки, передавали женщинам и подросткам отбойные молотки. Позже я узнала о судьбах многих своих друзей. Разных судьбах…

С гордостью расскажут мне о том, что двадцать семь воспитанников метростроевского аэроклуба получили за воинскую доблесть звание Героя Советского Союза, что с орденами и медалями вернулись в родные коллективы многие первопроходцы Метростроя, что под стать ратной славе была в годы войны и трудовая слава строителей подземных магистралей. Поведают подруги и о горестях своих. Война без горя не бывает.

Рая Волкова, учлет аэроклуба, боевая девчонка, заводила комсомольских дел, не смогла поехать на фронт, ждала ребенка. Проводила мужа в действующую армию, а сама поехала к матери. На маленьком полустанке, где-то под Камышином, родила до срока двух девочек. Санитарка роддома купила ей на толкучке простыню, и они вместе разрезали ее на пеленки. Когда детей принесли кормить, Рая обвела карандашом на бумаге четыре крошечные ручонки и послала листок мужу на фронт: «Леша, в твоем полку прибыло». Ответил Леша: «Я знаю, у тебя хватит заботы и ласки на двоих, я вернусь скоро…»

Он не вернулся. Погиб в августе 1941 года под Смоленском в воздушном бою. Рая держала на руках обеих девочек, когда принесли похоронку, и не выронила их, нет, донесла до кровати, положила, потом лишь приняла бумагу. Слез не было. Только жгло в груди, и от нестерпимого этого жара перегорело молоко. Девочки кричали по ночам. Через месяц умерла Галочка. Маленький гробик стоял на простом струганном столе посреди избы, и Рае все казалось, что он большой и в нем двое: дочка и муж. В гробик она положила и Лешину карточку. На могиле так и написала: «Родионовы». Написала и залилась слезами…

Сколько их было в первый год войны соленых материнских и вдовьих слез. Собери их тогда в один поток, и смыл бы он фашистскую нечисть. Но в первую военную зиму довелось советским людям изведать и первые слезы радости. На всю жизнь запомнила я, как ворвался в штаб эскадрильи молодой радист и крикнул с порога:

— Ребята! Разбили немцев под Москвой!

Закружились летчики тогда в каком-то фантастическом танце. Потом буйствовало веселье во всех подразделениях. Все смеялись, пели, обнимались, а в глазах сверкали бусинки слез… Хороших, добрых слез… Да и как же было не радоваться первой большой победе Красной Армии над фашистскими захватчиками, вероломно нападавшими на нашу Родину, а перед этим почти безнаказанно прошагавшими всю Европу!

В 1939 году фашистская Германия напала на Польшу. В 1940 году оккупировала Данию, Норвегию, Бельгию, Голландию, Чехословакию, Австрию, Францию. Вместе с фашистской Италией захватила Грецию и Югославию. И вот, наконец, фашисты споткнулись. Победа под Москвой имела не только военное, но и огромное морально-политическое значение, настроение у всех поднялось.

Восторженное письмо по поводу этой победы я получила с Метростроя. Писала мне Соня Киеня. В конце письма была горестная приписка: «Ты помнишь, Аня, Колю Феноменова — проходчика с тринадцатой шахты? Ну, того, который, помнишь, на метростроевском вечере в Колонном зале Дома Союзов покорил всех акробатическим этюдом? Его тогда вызывали на „бис“ раз пять. Да помнишь ты его наверняка! Он еще ездил с нами прыгал с парашютом. Так вот на него, как на проходчика, была броня — он в начале войны работал в тоннеле под Москвой-рекой. Но пришел Феноменов в райвоенкомат, положил на стол военкома военный билет и броню, освобождавшую его от призыва, как очень нужного для Метростроя работника, и не ушел из военкомата до тех пор, пока не добился направления в действующую армию — защищать Москву…»

С письмом Соня прислала мне и вырезку из газеты о нашем Николае, в которого мы все, девчонки-метростроевки, были немного влюблены. Листок этот у меня сохранился. Вот он:

«В ночь на 7 ноября 1941 года сержант Феноменов с небольшой группой бойцов перешел линию фронта в районе Наро-Фоминска и уничтожил мост. За успешно выполненное задание Феноменов был награжден орденом Красной Звезды. Во многих боях участвовал метростроевец, защищая Москву от фашистского нашествия. И вот, преследуя под Москвой гитлеровцев, дивизия, в которой сражался Феноменов, вышла на реку Угру. Командование поручило командиру взвода гвардии старшему сержанту Феноменову пересечь линию фронта и блокировать дзоты, которые мешали продвижению наших войск. Шел снег, бушевала пурга, и под ее прикрытием бойцы во главе с отважным старшим сержантом добрались благополучно до дзотов и забросали их гранатами и минировали пути подвоза боеприпасов. Фашисты открыли по смельчакам ураганный огонь.

Яркая вспышка ослепила сержанта. Руки точно обожгло, чем-то горячим ударило в лицо, и он упал. Наступил полный мрак. Николай попытался опереться на руки. Но ни пальцев, ни ладоней у него не было. Собрав все силы, пополз. Кружилась голова, в глазах темнело, он полз и полз, почему-то твердя про себя услышанное от кого-то или прочитанное где-то: „В движении — жизнь!“