Анна Тимофеева-Егорова - Я — «Берёза». Как слышите меня?..

Юрка на фотографии — в белой рубашке, с пионерским галстуком. Его долго не принимали в пионеры из-за репрессированного отца, пока за него, да и за других таких же несчастных детей не вступилась завуч. Она сказала тогда: «Если мы не будем принимать наших учеников в пионеры, то ни одного пионерского отряда не соберем по всей школе. Все вы знаете, что в наших арбатских школах отцы учеников репрессированы почти через одного…»Многих тогда приняли в пионеры. Потом, правда, завуча уволили. Юрка в пионерах состоял до комсомольского возраста. Но вернемся опять в год 1942-й, на Кавказ.

Наши войска в чрезвычайно сложных условиях с тяжелыми боями отошли к предгорьям Главного Кавказского хребта. Враг захватил обширную территорию: Ростовскую область, Калмыцкую АССР, Краснодарский и Ставропольский края. Враг уже проник в Кабардино-Балкарию, в Северную Осетию, Чечено-Ингушетию.

25 октября 1942 года гитлеровцы бросили в бой до 200 танков и, прорвав оборону 37-й армии, 28 октября захватили Нальчик. Развивая успех, через неделю они вышли на подступы к Орджоникидзе. Однако 6 ноября подошедшие резервы нашей армии нанесли контрудар по фашистской группировке и в шестидневных боях разгромили ее. Немцы перешли к обороне и на грозненском направлении. План захвата Закавказья, Грозненского и Бакинского нефтяных районов был сорван врага остановили.

… И вот мой последний вылет в эскадрилье связи — в район Алагира. В пути меня атаковали истребители. Я пытаюсь от них спрятаться — маневрирую буквально между деревьями, кронами их. «Мессеры» бьют неприцельно, но длинными злыми очередями. Кидаю свой самолет влево, вправо… «Когда же, наконец, отвяжутся!..» И вдруг… Правым крылом моя машина врезалась в дерево. Сильный удар… Треск… Еще удар!… Очнулась — и никак не пойму, где нахожусь. Болят ноги, руки, сдавило грудь, дышать трудно. Потихоньку пошевелилась — переломов вроде нет. Но где же самолет? Посмотрела кругом, а он тут, рядом, лежит — весь изломанный. Мотор уткнулся в землю, винт, вернее, обломки его в стороне валяются, на кустах висят элероны, еще какие-то детали. Словом, самолета нет. В душе боль, досада, горечь. «Что же делать? Что же делать..?» — твержу постоянно и ковыляю в сторону аэродрома.

Никаких доказательств, что меня атаковали фашисты, нет. Думаю, скажу-ка, что сама разбила самолет. Вот случай перейти в боевую авиацию!

Только на второй день к вечеру отыскала я аул Шали в ущелье за Грозным и предстала перед командиром эскадрильи.

— Я разбила самолет и готова отвечать за это по законам военного времени, — отчеканила скороговоркой, стоя по стойке «смирно».

Майор Булкин, как мне показалось, был не в духе. Сердито посмотрев на меня, он принялся кричать:

— В штрафную роту захотела? Вот там узнаете, почем фунт лиха! А то, видите ли, они стали хулиганить… чтобы удрать в боевую авиацию!

Кого имел в виду Булкин, я не знала, но слушать брань его мне было обидно. Заступился за меня Алексей Рябов.

— Давай-ка, командир, отправим ее в УТАП вместе с Потаниным. Пусть переучивается. Ведь на Егорову уже пять запросов было откомандировать в женский полк…

Об этом я услышала впервые, но не успела ничего сказать откуда ни возьмись — Дронов:

— Разрешите обратиться? Самолет Егоровой я отремонтирую. Обещаю!

Много лет спустя я узнала, что Дронов самолет мой действительно восстановил, сдал его инженеру эскадрильи, а сам добился перевода в другую часть и до конца войны был механиком на истребителе Ла-5.

А я с Потаниным тогда все-таки укатила в город Сальяны в УТАП (учебно-тренировочный авиационный полк). И вот первое препятствие на пути к боевой машине.

— Значит, штурмовиком? — Это командир полка. — А знаете ли вы, что за адская работа — штурмовать? Ни одна женщина еще не воевала на штурмовике. Две пушки, два пулемета, две батареи реактивных снарядов, бомбы различных назначений — вот вооружение «ила». Поверьте моему опыту, не каждому даже хорошему летчику подвластна такая машина! Не всякий способен, управляя «летающим танком», одновременно ориентироваться в боевой обстановке на бреющем полете, бомбить, стрелять из пушек и пулеметов, выпускать реактивные снаряды по быстро мелькающим целям, вести групповой воздушный бой, принимать и передавать по радио команды. Подумайте! — урезонивал он.

— Думала уже. Все понимаю, — отвечала я кратко, но решительно.

— Не приведи бог, какая упрямая! Тогда делайте, как разумеете! — И командир учебного полка отступился.

Самолетов в УТАПе было много, но все устаревшие. Мы летали на УТ-2, УТИ-4, И-16, СУ-2. Штурмовика Ил-2, о неподвластности которого говорил командир полка, не было и в помине. А мне и моим новым товарищам хотелось освоить именно штурмовик.

С азартом взялась я за изучение новой, кроме УТ-2 для меня, техники. Научилась управлять истребителем и вести «бой». Уверенно поднимала в воздух легкий бомбардировщик СУ-2.

Этот самолет осваивала я с особым усердием: узнала, что у него скорости отрыва от земли и посадки почти такие же, как и у «ила».

Тренировочные полеты были каждый день. Питание в столовой, мягко говоря, было «жидковатое», и мы в свободное время устремлялись на реку Куру ловить миног. Мне они казались змеями и есть их я не могла. Но однажды после полетов вылезла из истребителя И-16 («ишачка»), голова у меня закружилась от истощения и я упала. После этого случая есть стала все, в том числе и жареных миног.

Как-то я прослышала, что к нам в УТАП приехал начальник политотдела 230-й штурмовой авиадивизии полковник Тупанов — для отбора летчиков в боевые полки. Ну, думаю, двум смертям не бывать, одной не миновать — и бегом к штабу. У первого встречного спрашивают:

— Где Тупанов? — Мне в ответ только пожимают плечами. Наконец, я остановила коренастого мужчину в летнем комбинезоне и форменной авиационной фуражке и опять спрашиваю: — Не знаете ли, где тут полковник Тупанов с фронта? Незнакомец внимательно посмотрел на меня, разглаживая сборки комбинезона под офицерским ремнем.

— А зачем, собственно, он вам?

— Вот встречусь с ним, тогда и скажу.

— Допустим, я Тупанов.

— Вы? — Я испугалась своего дерзкого тона. Вот ведь какую оплошность допустила. Но отступать было некуда. Тем более и полковник повторил:

— Так, что же вы, все-таки, хотели мне сказать?

— Моя фамилия Егорова, — начала я издалека. — Я окончила Херсонское авиационное училище, работала летчиком — инструктором, с начала войны на фронте летчиком в эскадрилье Булкина — может слыхали…

— Ну, а если короче?

— Можно и короче… Возьмите меня в дивизию!

Полковник, видимо, не ожидал такого поворота событий. Он еще раз пристально взглянул на меня: уж не шучу ли я… Но на моем лице не было и намека на веселость.