Анна Тимофеева-Егорова - Я — «Берёза». Как слышите меня?..

— Алло! Алло! Алло! Я — «Береза»! Как слышите?

— Я — «Резеда-два»! Я — «Резеда-два»! Слышу вас хорошо. Разрешите двести…

— Разрешаю двести.

«Резеда-два» — это майор Карев, а «двести» — разрешение на бомбометание и штурмовку. И почему это начальник связи полка Матюшенко придумывает такие позывные, как «Резеда», «Фиалка», «Сирень», «Волга» и другие тому подобныевсе женского рода, для мужчин? А мне вот однажды дал позывной — курам на страх! «Ястреб»…

Группа штурмовиков уже над полигоном — делает круг, круто пикирует на цель. Летчики старательно ловят в прицел мишень и короткими очередями расстреливают расставленные фигуры, затем бросают бомбы и разворачиваются для набора высоты. Карев — «Резеда-два» — спокойно подает команды, внимательно следит за работой каждого летчика.

— Хухлин! Уменьши угол пикирования…

— Агеев! Не отставать…

— Цветков! Уменьши скорость самолета, а то выскочишь вперед группы.

— Молодец Кириллов, прицельно бьешь по целям, — летит над полигоном голос «Резеды-два», и, глядя на эту кропотливую работу Карева с молодыми летчиками, я невольно с добрым чувством глубокого уважения думаю об этом мужественном человеке, вспоминаю полеты с ним над Таманью. Отчаяннее, храбрее над полем боя, чем Карев, я не встречала.

Повторив атаку, каревская группа уходит в сторону аэродрома.

— «Береза», я — «Резеда-семнадцать», я — «Резеда-семнадцать» … слышится в микрофоне уже другой голос. — Разрешите двести!

— Разрешаю!

И вдруг слышу:

— Зубами мучаетесь, «Березочка»?..

У меня действительно болят зубы. На вышке я стою с перевязанной щекой, но гневно пресекаю вольного сына эфира:

— «Резеда-семнадцать», занимайтесь-ка своим делом! Уменьшить угол!

Но летчик не слушается и, пикируя с крутым углом, бросает бомбы.

— «Резеда-семнадцать», прекратите самовольничать! Не то закрою полигон!

— Вас понял, — весело отвечает он и заходит для повторной атаки. Ловко атакует мишень пилот, ничего не скажешь. Со снижением уходит он от полигона бреющим, оставляя за собой песню:

Это — летчик Иван Покашевский.

В полку среди прибывших новичков выделялся парень с широким лицом, с копной темных волос и озорными серыми глазами. Одет он всегда не по форме. Сверху гимнастерки старого образца и гражданских брюк ватник, стоптанные, видавшие виды сапоги, шапка-ушанка, сдвинутая на затылок — вот-вот упадет. Это лейтенант Иван Покашевский.

Нам Иван рассказал, что его сбили в бою и он попал в плен. Когда немцы увозили летчиков в Германию, они втроем проломили дыру в полу вагона и на ходу поезда выпрыгнули ночью. Затем бежали в лес — удалось найти партизан. Семь месяцев Покашевский партизанил, был награжден орденом Красной Звезды. Затем летчиков доставили в Москву, распределили в авиачасти, и вот Иван попал в наш полк. А тут еще его отец, когда узнал, что сын жив — а похоронную с матерью они получили год назад, — на радостях продал пчельник и на эти деньги купил самолет. Отец очень хотел, чтобы сын летал на самолете, — считал, что так будет надежнее.

У нас в полку Покашевского обмундировали, назначили летчиком во вторую эскадрилью. И вот в Карловку приехал его отец — Иван Потапович Покашевский и привез с собой своего старшего сына Владимира, директора совхоза.

— Нехай послужат мои хлопчики у вас, — доверительно сказал командиру полка. — Посыдив Володька на «брони», як незаменимый, хватит! Пора и честь знать! Но тильки з одним уговором, ни якой поблажки сынам моим не творить, требуйте бильше, як установлено по вийсковому Уставу…

В тот день погода была чудесная. В синем небе ни облачка, солнце грело по-летнему. На аэродроме собралось много народу жители Карловки и окрестных сел с транспарантами, портретами руководителей партии, правительства и виновников торжества. Тут же, отдельно от других самолетов, новенький штурмовик с надписью по фюзеляжу: «От отца — сыновьям Покашевским».

На крыло самолета поднялись начальник политотдела дивизии подполковник И.М. Дьяченко и семья Покашевских. Сыновья помогли отцу взобраться и встали рядом с ним. Иван — справа, Владимир слева. Митинг открыл Дьяченко. На груди начальника политотдела два ордена Красного Знамени. Защищая Москву, Иван Миронович был тяжело ранен, после чего медики списали его с летной работы.

Дьяченко говорил страстно, взволнованно и о патриотическом поступке колхозника Покашевского, и о предстоящих боях, о нашей грядущей победе. Затем он предоставил слово Ивану Потаповичу. Старик встрепенулся, хотел было шагнуть вперед, но сыны удержали его, чтобы не свалился с крыла, а он сказал только два слова: «Браты та сестры!..» — и тут же умолк. Сыновья склонились к отцу, что-то подсказывали ему, видимо подбадривали.

Запомнилась мне надолго та краткая речь простого кристьянина:

— У меня два сына. Обоих я виддаю родной Батькивщине. Пошел бы и сам с вами бить захватчиков, да трохи стар…

Старик хотел еще что-то сказать, но, не в силах совладать с охватившим его волнением, махнул рукой, поклонился в пояс на все четыре стороны и трижды поцеловал своих сыновей.

Все зашумели, зарукоплескали, оркестр заиграл туш.

— Качать его, качать! — закричали в толпе, и старика подхватили на руки.

С этого дня Иван и Владимир Покашевские были приписаны экипажем к самолету отца: Иван — летчиком, Владимир — воздушным стрелком.

И вот я смотрю в бинокль: полигонная команда проверяет результаты работы Покашевских — отлично! Все попадания на месте. Вдруг подлетает штурмовик и без моего разрешения заходит на полигон.

— Я — «Береза»! Я — «Береза»! — быстро заговорила я. — Сообщите, кто летает над полигоном?

Ответа нет, а самолет уже разворачивается и пикирует на нашу вышку. С ума сошел! Перепутал, видно, сигнальный знак «Т» на вышке с крестом на полигоне.

— Все в траншею! — приказываю я и вижу, как шофер рации, техник, еще кто-то бросаются в траншею.

Бомба разорвалась. Взрывная волна смахнула стоявшую рядом палатку и покачнула вышку, осколки бомбы тоже ударили по вышке. Я ухватилась почему-то не за поручни, а за микрофон с телефоном и с ними покатилась, крича:

— Сигнальщик! Дайте красную ракету, ракету! Отгоните его от полигона!

Взвились ракеты. Летчик понял свою ошибку и улетел. Что же, отработал тоже неплохо, жаль только, что не по той цели. Но… учеба есть учеба.

А следующую группу на полигон привел комэск капитан Бердашкевич, добродушный белорус из Полоцка. У Миши большое горе: погиб отец — партизан, расстреляна мать за связь с партизанами.

— Зенитный огонь справа! — дает он вводные группе, и новички выполняют противозенитный маневр по высоте, направлению.