Александр Панцов - Мао Цзэдун

9 января в город въехали Мао Цзэдун, Бо Гу и другие члены партийного и армейского руководства. Вместе с Ло Фу и Ван Цзясяном Мао остановился в просторном особняке, принадлежавшем командиру одной из бригад гуйчжоуской армии. И пока бойцы Красной армии наслаждались в кабачках острой сычуаньской капустой, отварным мясом, курицей с красным перцем и всякого рода соленьями и маринадами, трое «заговорщиков» разработали весь сценарий предстоявшего совещания. Бо Гу тоже не сидел сложа руки. По его просьбе секретарь ЦК китайского комсомола Кай Фэн (настоящее имя Хэ Кэцюань), один из немногих оставшихся преданных ему людей, провел несколько «душеспасительных» бесед с Не Жунчжэнем, крупным политработником Красной армии. Но тот категорически отказался поддержать Бо Гу 143.

В общем, уже перед началом совещания все было решено. Почва из-под ног Бо Гу и Отто Брауна стремительно ускользала. Тем не менее накануне заседания Мао провел тайную встречу со своими сторонниками. На ней разгорячившийся Ван Цзясян поставил все точки над «i». «На [этом] совещании мы должны их свергнуть» 144, — заявил он.

И вот наконец день решающей схватки настал. 15 января в небольшой комнате на втором этаже в только недавно выстроенной резиденции командира дивизии гуйчжоуской армии Бо Хуэйчжана собрались девятнадцать человек (чуть позже к ним присоединится еще один). Это были члены и кандидаты в члены Политбюро, шедшие с войсками Центральной Красной армии, а также некоторые командиры и политкомиссары армейских групп. Кроме них присутствовали Дэн Сяопин, занимавший накануне совещания пост технического секретаря ЦК, и, разумеется, Отто Браун со своим переводчиком. Было тесновато: часть комнаты занимал массивный шкаф, в зеркальной двери которого отражались возбужденные лица участников совещания. Все, за исключением Брауна и его переводчика, расселись за большим прямоугольным столом, на котором ничего, кроме старой керосиновой лампы, не было. Совещание должно было быть долгим, так что лампа наверняка могла понадобиться. А пока сквозь окно из цветного стекла в комнату проникал тусклый свет: на дворе, как всегда в этих краях, моросило.

Председательское место занял Бо Гу. Он же открыл заседание, зачитав доклад о причинах поражения в борьбе против пятого карательного похода. После него с содокладом выступил Чжоу Эньлай. И тот и другой пытались оправдываться. Первый сваливал все на объективные причины, второй — на субъективные. Затем слово взял Ло Фу, огласивший от имени Мао, Ван Цзясяна и самого себя заявление, в котором военная и политическая линия генсека была подвергнута уничтожающей критике. Его сменил Мао, говоривший более часа. По словам Брауна, «вопреки обыкновению, он пользовался, по-видимому, тщательно подготовленным конспектом». И немудрено — совещание имело для него жизненно важное значение. Полностью разбив аргументы Бо Гу и Чжоу, он обвинил обоих, а также Брауна в том, что отступление из Центрального района произошло главным образом по их вине. Мао заявил, что все трое придерживались вначале «чисто пассивной оборонной тактики», а затем «повели позиционную войну», после чего в решающий момент «ударились в бегство». Такую линию поведения Мао заклеймил как «детскую игру в войну». «С самой резкой критикой» он «обрушился на методы руководства» Бо Гу и Отто Брауна 145.

Не успел он закончить, как тут же выскочил Ван Цзянсян, полностью поддержавший Мао и Ло Фу. Желающих выступить оказалось немало. Так что совещание в общем итоге продлилось три дня. Военные методы Отто Брауна и политическое руководство Бо Гу были подвергнуты особенно острой критике в речах Чжу Дэ, Пэн Дэхуая, Не Жунчжэня и особенно Линь Бяо, считавшего тактику Брауна просто «неуклюжей и глупой» 146. В защиту Генерального секретаря выступил только комсомолец Кай Фэн, один из «28 большевиков», выдвинувший против Мао стандартное обвинение в том, что тот якобы не понимает марксизма-ленинизма. Мао Цзэдун вспоминал: «Во время совещания в Цзуньи Кай Фэн сказал мне: „Твои методы ведения боевых действия не ахти какие мудреные. Они основаны всего на двух книгах — 'Троецарствие' и 'Сюньцзы' [66]. Но как же можно вести войну, опираясь на эти книги?“ В то время из этих двух книг я читал только „Троецарствие“. „Сюньцзы“ же не читал. Но этот товарищ так уверенно говорил, что я ее читал! Я спросил его, сколько глав в „Сюньцзы“ и о чем говорится в первой главе. Но он ничего не мог ответить. Было ясно, что он сам не читал эту книгу. После этого, отложив в сторону другие дела, я специально прочитал „Сюньцзы“» 147.

Во все время этих выступлений Отто Браун, сидевший около входной двери, молчал и беспрерывно курил. Чувствовал он себя ужасно. Не только потому, что считал все это совещание «подлой инсинуацией», но и потому, что страдал от приступов малярии. Не лучше было и Бо Гу, хотя он и ничем таким не болел. И без того очень неуравновешенный, он беспрерывно нервически улыбался, обнажая крупные зубы, и затравленно обводил взглядом присутствовавших. Что же касается Чжоу Эньлая, то он мгновенно сориентировался и, вторично взяв слово, полностью признал правоту Мао и его единомышленников 148. А Отто Браун, воздержавшись от выступления, «попросил разрешения провести некоторое время в 1-м корпусе, чтобы непосредственно на фронте познакомиться с особенностями китайской гражданской войны, на которые делал особый упор Мао» 149.

Все это означало, что победа маоцзэдуновской фракции была достигнута полностью. Ло Фу набросал проект резолюции, которая и была принята. В ней отчетный доклад Бо Гу был признан «в основе своей неверным», а главной причиной сдачи Центрального советского района названы ошибки в военном руководстве и тактической линии 150.

Сразу же после совещания, когда приглашенные на него командиры и комиссары разошлись, члены Политбюро провели отдельное организационное заседание, на котором Мао был кооптирован в состав Постоянного комитета. Тогда же его назначили помощником Генерального политкомиссара Чжоу, который уже для него опасности не представлял. И хотя Бо Гу остался на прежней должности, влияние новой «тройки» (Мао, Ло Фу и Ван Цзясян) стало доминирующим 151.

Мао был «на седьмом небе». С сильно бьющимся сердцем он сразу же после организационного заседания прибежал к Цзычжэнь.

— Совещание кончилось? Ты, ты-то как? — в волнении спросила она.

На это он усмехнулся:

— Все идет неплохо. Теперь у меня будет право голоса. Спустя много лет он так рассказал их дочери Ли Минь о том, как они с ее матерью праздновали победу:

«В тот день твоя мама ждала меня очень долго. Я вернулся домой и еще не успел присесть, как она накинулась с расспросами. Я хотел было разыграть ее, но меня самого распирала радость. А когда человек радуется, он становится болтливым. Я заложил руки за спину, стал ходить по комнате и неторопливо рассказывать: „На совещании посчитали-таки, что такой Будда, как я, еще может быть полезен, поэтому вытащили на свет, оказали честь и избрали в Постоянный комитет Политбюро ЦК. Значит, старину Мао еще уважают, полагают, что он еще способен на что-то. Недостоин, недостоин! Понимаю, что меня выбрали в руководство ЦК, чтобы заполнить пустое место. Правда, я, со своей стороны, не стал скромничать — ведь, когда речь идет о судьбе страны, каждый простой мужик в ответе!“