Александр Панцов - Мао Цзэдун

Единственное, что не удавалось Мао и его товарищам, так это «вложить» в рабочие головы коммунистическое сознание. Почти все их попытки оканчивались ничем. И хотя Мао даже на встрече с губернатором заявлял: «То, за что ратуют рабочие, — это социализм, так как только социализм обеспечивает их права» 29— на самом деле было не так. Аналогичная ситуация имела место везде в Китае, даже в Шанхае. «Большая часть рабочих, — докладывал Чэнь Дусю в Москву, — это ремесленники, еще состоящие в старых ремесленных цехах. Их мышление еще вполне патриархальное, к политике они относятся отрицательно. Они аполитичны… Лишь очень немногие вступают в нашу партию и то лишь через дружеские связи. Еще меньше число тех, кто понимает, что такое коммунизм, коммунистическая партия» 30. О том же сам Мао и некоторые другие коммунисты, связанные с рабочим движением, доносили Марингу 31.

Да, Мао очень хотелось радикализации рабочего движения, но из этого ничего не выходило. Несмотря на это, он настойчиво внушал общественности: «„Сигнальные огни Инь недалеко“ [15] «Сигнальные огни Инь недалеко» — строфа из «Шицзин», древнекитайской книги поэзии. Речь идет о том, что в результате свержения правителем династии Инь последнего императора династии Ся тирана Цзе в XVIII в. до н. э. в Китае впервые произошла «революция» (на китайском языке — «гэмин», «изменение Небесного мандата»). Мао намекает на то, что крупные революционные изменения не за горами. , и [судьба] капиталистического класса и дворянства России — тому подтверждение. Им уже слишком поздно сожалеть [об утраченном]» 32.

Упорно продолжая стремиться к тому, чтобы соединить борьбу рабочих за насущные повседневные нужды с противодействием милитаристскому режиму, Мао считал, что губернатор Хунани «предал все идеи, за которые ратовал прежде, особенно жестоко подавляя все требования демократии» 33. И это невзирая на то, что Чжао Хэнти терпел его у себя под боком, не мешал публиковать статьи, принимал у себя в резиденции и даже признавал, что «социализм может быть реализован в будущем» (это он заявил на встрече с Мао) 34. Странная логика была у нашего героя! Хотя почему? Для коммуниста — вполне типичная.

Не будучи в силах опираться в своей оппозиции губернатору на профсоюзы и рабочие клубы, Мао, разумеется, вовсю использовал в этом направлении партийную и соцсомольскую провинциальные организации, к созданию и развитию которых приложил много усилий.

Официально Хунаньский комитет КПК был учрежден 10 октября 1921 года, что по принятому после Синьхайской революции календарю означало десятый день десятого месяца десятого года республики. Мао, «Усатый Хэ» и другие его организаторы шутили по этому поводу: «Теперь будем отмечать праздник „Тройной десятки“!» 35Секретарем комитета был избран, естественно, Мао, и сам партком разместился в его доме, в городском предместье Циншуйтан, недалеко от восточного железнодорожного вокзала. В конце мая 1922 года по решению Центрального бюро КПК был образован особый Сянский райком, объединивший коммунистов Хунани и западной Цзянси (всего их в то время насчитывалось уже более 30 человек). Секретарем его также стал Мао 36. Возглавил он и созданный в середине июня 1922 года исполнительный комитет Социалистического союза молодежи Чанши 37. Тем самым в его руках сосредоточилось все руководство подпольным большевистским движением в регионе. Через некоторое время ячейки КПК и ССМК существовали уже в ряде учебных заведений Чанши, на Первой шелковой фабрике и некоторых других предприятиях, а также в городах Хэнъян, Пинцзян, Чандэ и на угольных копях Аньюань 38. Во всем этом явно чувствовалась «железная воля» восходящего коммунистического лидера. В ноябре 1922 года в Хунани насчитывалось уже 230 коммунистов и соцсомольцев, тогда как даже в Шанхае — всего 110. (В Кантоне было и того меньше — 40, в Цзинани — 20, а в восточной провинции Аньхой — 15.) 39

Дел, как видно, у Мао было невпроворот. Он, правда, в глубине души еще надеялся, что через три-четыре года сможет поехать на учебу в Россию 40, но события захлестывали его. Вместо того чтобы самому учиться марксизму, ему приходилось учить других. В августе 1921 года вместе с «Усатым Хэ» он, помимо прочего, основал в Чанше школу для подготовки кадров компартии. Интересно, что действовала она вполне легально — под вывеской так называемого Университета самообразования, на функционирование которого Мао Цзэдуну с помощью местной интеллигенции удалось получить субсидию даже у правительства ненавидимого им Чжао Хэнти 41. Она стала выплачиваться ему ежемесячно в размере четырехсот китайских долларов. Конечно, ничего общего это учебное заведение не имело с тем анархистским проектом, который Мао лелеял за полтора года до того. Генеральным управляющим университета стал сам Мао Цзэдун, завхозом — его брат Цзэминь. Обоим пришлось оставить работу в начальной школе при Первом педагогическом училище 42.

Между тем в китайской компартии происходили серьезные политические перемены. В самом начале 1922 года группа общественных деятелей Китая, приняв приглашение большевистского руководства, посетила Москву и Петроград. Они приняли участие в работе съезда народов Дальнего Востока, проходившего под эгидой Коминтерна.

Все, что там происходило, произвело на китайских коммунистов огромное впечатление. Ведь форум этот был специально посвящен проблемам единого национального фронта в колониях и полуколониях, и руководители Коминтерна изо всех сил старались внедрить в сознание делегатов идею сотрудничества коммунистов с национал-революционерами. Особенно горячился председатель Исполкома Коминтерна Григорий Евсеевич Зиновьев, прямо заявлявший о том, что китайские, корейские и японские коммунисты «являются пока еще маленькой группой», а потому должны «не стоять в стороне, не смотреть свысока на тех грешников и мытарей, которые еще не стали коммунистами, но вмешаться в самую гущу, в те десятки миллионов людей, которые борются в Китае, людей, которые борются пока за национальную независимость и раскрепощение» 43. О том же, по существу, говорил и Ленин, встретившийся в перерыве с группой участников съезда, среди которых находились Чжан Готао, еще один коммунист Дэн Пэй и представитель Гоминьдана Чжан Цюбо. Ленин особо поднял вопрос о возможности сотрудничества Гоминьдана и компартии, поинтересовавшись мнениями на этот счет Чжан Цюбо и Чжан Готао 44.

Тут уж, конечно, лидерам КПК пришлось призадуматься. Зиновьев и Ленин были не то что Маринг. Они являлись вождями, учителями, наставниками. В результате и Чжан Готао, и Хэ Шухэн, да и другие присутствовавшие на форуме коммунисты должны были проголосовать за «Манифест съезда к народам Дальнего Востока», содержавший призыв к объединению всех антиимпериалистических революционных сил 45.