Александр Панцов - Мао Цзэдун

То, что Мао в конце концов снял свои возражения, не было забыто. Явно по инициативе Маринга и Чэнь Дусю его на этом съезде впервые ввели в состав Центрального исполнительного комитета партии из девяти членов и пяти кандидатов. При выборах членов ЦИК за него было подано 34 голоса. Больше получили только Чэнь Дусю (его избрали единогласно — 40 голосов из 40), Цай Хэсэнь и Ли Дачжао (по 37) 90. Более того, Мао вошел и в узкое Центральное бюро из пяти человек (своего рода Политбюро), которое возглавил Чэнь (помимо них в ЦБ вошли еще старые приятели нашего героя Ло Чжанлун и Цай Хэсэнь, а также глава гуандунской организации КПК Тань Пиншань) 91. И самое важное — Мао был избран секретарем и заведующим организационным отделом ЦИК (на посту заворготделом он сменил Чжан Готао, которого за резкую оппозицию линии ИККИ не переизбрали в исполком). Иначе говоря, Мао оказался вторым лицом в партии.

Первый раз в жизни он встал рядом со своим учителем. Теперь он являлся не только журналистом, но и коммунистическим функционером общенационального масштаба. Его имя стало известно в Москве: как о «бессомненно, хорошем работнике» отозвался о нем в письме Войтинскому советский агент в Шанхае Соломон Лазаревич Вильде (Владимир) 92.

Также впервые на этом съезде Мао вплотную занялся и совершенно новым для себя, крестьянским, вопросом. Конечно, он знал нищую жизнь китайской деревни не понаслышке. Но никогда до того всерьез организацией крестьянства не занимался. В Хунани под его руководством лишь дважды — в уездах Чанша и Хэнша — делались попытки сорганизовать безземельных крестьян против крупных землевладельцев, но все — безрезультатно. Вспоминая об этом в январе 1924 года, Мао объяснял: «В этих местах мы сначала организовали безграмотных крестьян, а потом руководили ими в борьбе против более зажиточных, более крупных землевладельцев. А что получилось? Наша организация сразу нарушается, закрывается, и все эти крестьяне не только не сознают, что мы боремся за их интересы, а даже ненавидят нас, говоря: если бы мы не организовывались, никакого бедствия, никакого несчастья не было бы» 93.

Тем не менее его вместе с Тань Пиншанем включили в комиссию, разрабатывавшую резолюцию по крестьянскому вопросу. Принял он участие и в дискуссии относительно политики партии в отношении крестьянства. И тут, в отличие от многих участников съезда, Мао неожиданно проявил ясное понимание проблемы. «В любой революции, — заявил он на съезде, — крестьянский вопрос являлся самым важным… Во все века китайской истории все восстания и революции опирались на крестьянские мятежи. Причина того, что Гоминьдан имеет базу в Гуандуне, заключается просто в том, что в его распоряжении находятся армии, состоящие из крестьян. Если китайская компартия тоже сделает упор на крестьянское движение и мобилизует крестьян, ей не составит труда достичь того, чего достиг Гоминьдан» 94.

На эти пророческие слова тогда, правда, мало кто обратил внимание. Резолюция, принятая делегатами, оказалась аморфной и декларативной. «III съезд нашей партии, — говорилось в ней, — постановляет необходимым объединить мелких крестьян, арендаторов и батраков на борьбу с империалистами, которые контролируют Китай, свергнуть милитаристов и продажных чиновников, сокрушить местных бандитов и лешэнь для того, чтобы защитить интересы крестьян и продвинуть вперед дело национального революционного движения» 95.

То, что крестьянским движением надо было всерьез заниматься, подтвердила вскоре и полученная с опозданием, 18 июля, «Директива ИККИ III съезду КПК», отправленная из Москвы 24 мая. В ней черным по белому утверждалось: «Национальная революция в Китае и создание антиимпериалистического фронта необходимо будет сопровождаться аграрной революцией крестьянства против остатков феодализма. Только в том случае эта революция сможет быть победоносной, если в движение удастся вовлечь основную массу китайского населения — парцеллярное крестьянство… Таким образом, центральным вопросом всей политики является именно крестьянский вопрос » 95а. Формулировка эта принадлежала Николаю Ивановичу Бухарину, кандидату в члены Политбюро ЦК РКП(б), одному из авторитетнейших большевиков, принимавших активное участие в работе Коминтерна. До поры до времени, однако, она оставалась лишь на бумаге: в сферу реальной политики китайские коммунисты ее не переводили. Даже для Мао выступление по крестьянскому вопросу на III съезде на какое-то время осталось всего лишь незначительным эпизодом.

По существу, единственным коммунистом, который на свой страх и риск еще в мае 1921 года начал организовывать крестьянство, был гуандунец Пэн Бай. «Напрасная трата сил, — отговаривали его друзья, — крестьянство чрезвычайно распылено и неспособно к организации, вследствие невежества невосприимчиво и к пропаганде» 96. Несмотря ни на что Пэн Баю удалось создать несколько крестьянских союзов в уездах Хайфэн и Луфэн, на востоке Гуандуна, но когда в 1923 году они развернули борьбу за снижение арендной платы, Чэнь Цзюнмин их разгромил 97.

После III съезда и в связи с поражениями рабочего и крестьянского движений многие коммунисты, хотя, правда, далеко не все, увлеклись идеей работы именно в Гоминьдане. ЦИК КПК даже составил план распространения гоминьдановских партийных организаций во все важные пункты Северного и Центрального Китая 98. По словам корреспондента Российского телеграфного агентства (РОСТА), бывшего коллеги Войтинского по ИККИ Соломона Израилевича Слепака, «всех пристегнули к колеснице Сунь Ятсена, а на все остальное плюнули». В результате, негодовал Слепак, «благодаря этой несчастной гоминьдановской камарилье, [собственно коммунистическая] работа почти совсем прекратилась» 99.

Эйфория от организационной работы по формированию единого фронта охватила, казалось, и Мао Цзэдуна. Еще в период работы III съезда он вместе с Ли Дачжао и Чжан Тайлэем в свободное от заседаний время начал вести переговоры о возможном союзе с бывшим губернатором Хунани Тань Янькаем, заклятым врагом Чжао Хэнти 100. Тот жил буквально в двух минутах ходьбы от места проведения съезда, в роскошном трехэтажном особняке. Был он членом Гоминьдана и пользовался расположением Сунь Ятсена, поэтому союз с ним для китайских коммунистов был очень выгоден. Вскоре после съезда Мао сам вступил в Гоминьдан 101. Энергично поддержал он и направление в Хунань одного из соратников Сунь Ятсена, Тань Чжэня, для организации там гоминьдановской ячейки. С Тань Чжэнем он передал директивное письмо Ли Вэйханю, настоятельно требуя от Сянского комитета партии оказания всяческой помощи эмиссару доктора Суня 102.

Активно способствовали установлению единого антиимпериалистического фронта в Китае и советские большевики. В марте 1923 года Москва приняла решение оказать Сунь Ятсену по его просьбе финансовую поддержку в размере двух миллионов золотых рублей «на работу по подготовке объединения Китая и его национальной независимости». 1 мая 1923 года Иоффе известил Сунь Ятсена об этом, подчеркнув, что советская сторона просит главу южнокитайского правительства, чтобы «вся наша помощь оставалась строжайше конспиративной» 103. В июне 1923 года в Кантон из СССР выехала первая группа военных советников из пяти человек, главной задачей которых было содействие Сунь Ятсену в формировании его собственной, гоминьдановской, армии. С точки зрения вождей КПК, в том числе Мао Цзэдуна, эта армия должна была быть «новой», подлинно «народной», использующей «новые методы и новый дух дружбы для защиты республики». К этому они призывали Сунь Ятсена 104.