Грег Брукс - Фредди Меркьюри. Жизнь его словами

Я не мог просто подойти к ней и заговорить о своем проекте, потому что такие вещи так не делаются. Я решил в музыкальной форме продемонстрировать ей, что хочу сделать, потому что очень трудно объяснять музыкальные идеи на словах. Поэтому я с Майком Мораном написал несколько вещей для ее голоса и сыграл их для нее, она сразу же ими увлеклась — так все и началось.

Я думал, мы запишем всего одну песню или дуэт, но она удивилась: «Только одну песню? Ты хочешь сделать только одну песню?», на что я ответил: «Давай посмотрим, как у нас пойдет, и если тебе понравится моя музыка…» Тогда она поинтересовалась: «Сколько обычно песен выходит на рок-альбоме?» Я ответил: «Десять». «Значит, сделаем десять». Я подумал: «Замечательно. Начинаю петь оперу. Прощай, рок-н-ролл!»

Я предложил, что буду сочинять песни, а она пусть приходит и отбирает. Она сверилась с расписанием своих концертов и сказала: «У меня есть три свободных дня в мае, и всё». Она хотела прийти и разом все сделать — но они именно так и работают, понимаете. Мне нужно было успеть все приготовить, но меня подстегивала мысль об этих трех днях.

Наверное, смешно представить нас вместе. Но если у нас есть нечто общее в плане музыки, то не имеет значения, как мы смотримся или откуда мы пришли. Когда она предложила: «Давай сделаем альбом», я подумал: «Боже мой! Что же мне теперь делать?», потому что нельзя было подвести примадонну. Уж лучше бы я и не начинал! Но я рад, что все-таки сделал это, потому что это было так необычно. Это был абсолютный не рок-альбом, и он действительно потребовал большой дисциплины.

Я не хотел, чтобы у нас сложилась принудительная ситуация. И я рад, что она это поняла и прямо сказала: «Послушай, мне бы хотелось сделать нечто. Мы оба музыканты, и если у нас не будет получаться, признаемся, что не идет и покончим с этим». Это был по-настоящему поворотный момент в моей карьере, потому что она так отнеслась ко мне, что я был буквально сражен этим. Бог мой! Я ни за что бы не поверил, что кто-нибудь с ее рангом и положением в музыкальном мире захочет спеть со мной дуэтом.

Дополнительное напряжение возникало еще и потому, что это был большой риск. Не думаю, что кто-нибудь делал нечто подобное раньше. Мне пришлось углубиться в вопросы оперы, чтобы удостовериться, что я правильно использую ее голос. Поэтому я провел много времени, разговаривая с ней и слушая ее записи, я хотел выявить все нюансы ее пения, чтобы раскрыть их в своей музыке. Я хотел услышать, что она может делать и использовать тончайшие оттенки ее голоса в песнях, которые я сочинял. Я должен был разобраться также, насколько сочетаются наши голоса. Какой бы замечательной ни была песня, если ваши голоса не подходят друг другу, вам придется работать над ней в два раза больше. Благодаря знакомству с Монсеррат я узнал много нового о музыке, и очень ее за это уважаю.

Я никогда не занимался оперным пением, и мне уже поздно начинать, дорогие мои. У меня вообще нет никакого специального образования. Но я прошел через очень хорошую школу интенсивного пения за все эти годы. Я не думаю, что рок-певцы имеют музыкальное образование, они учатся в процессе выступлений. Мой голос перенес многое, и уже поздновато чему-либо учиться. Мой голос такой, какой он есть. У меня просто есть свой диапазон, и его пределы зависят от настроения, в котором я нахожусь. Но именно такой голос ей и был нужен. Она не хотела, чтобы я кому-то подражал, понимаете. Ей нужен был мой природный голос.

Честно говоря, музыка увлекала, — ничего подобного я раньше не делал, я должен был сочинить песни, которые бы подходили к нашим голосам. Это было совсем непросто — требовалось правильно расставить все регистры, к тому же это были дуэты. Я не знал, как их воспримут фанаты Queen. Ведь это что-то такое затейливое. Согласитесь, их невозможно отнести к какому-то жанру. Хуже всего назвать это рок-оперой — ужасно скучно!

Записывая альбом Barcelona , я имел чуть больше свободы, чтобы реализовать мои сумасшедшие идеи. Монсеррат повторяла, что к ней вернулись жизненные силы и она обрела новую свободу. Это ее собственные слова, и они очень тронули меня. Она сказала мне по телефону, что ей нравится, как наши голоса звучат вместе… и я расплылся в счастливой улыбке идиота. Я сидел дома, довольный, как кот, проглотивший канарейку, и думал: «Ух! Многие бы сейчас хотели оказаться на моем месте!»

Монсеррат — потрясающий человек, она просто обворожительна. У нее есть эта царственность. Я видел многих поп-звезд, или как их там еще называют, которые из кожи вон лезли, чтобы их замечали в обществе; но у нее есть эта природная манера и грация. Это особенно заметно, когда она входит в комнату и привлекает внимание присутствующих своей естественностью, так что невозможно не очароваться ею. Любители оперы относятся к своим примадоннам как к богиням.

Она как мечта, но в то же время я старался не впадать в экзальтированность, иначе я не смог бы ничего создать. Меньше всего она хотела давить на меня. Она даже нуждалась в своего рода руководстве, поскольку исполняла мои песни. Мне нужно было быть сильным в этом плане, так что этот альбом изрядно меня измучил. Я работал, пока не валился с ног. Но Монсеррат была абсолютно восхитительна. Большинство записей были сделаны в рамках ее графика. Дело в том, что она находилась в разъездах со своими гастролями по всему миру: опера здесь, репетиция там, и в промежутках оставалось очень мало времени. У нее потрясающая энергия, и это просто невероятно. Она меня измотала, дорогие мои!

Представления Монсеррат Кабалье поразительны. Она так же эмоциональна, как Арета Франклин. У нее очень естественная манера исполнения, а это особый дар. Петь с ней на сцене — просто фантастика! Какие впечатления! Это была на самом деле сбывшаяся мечта, и, пока мы не вышли на сцену, я никак не мог поверить, что это действительно со мной происходит. И хотя я осознавал, что сильно рискую, все это приводило меня в фантастический восторг.

Я был на грани нервного срыва, но и она тоже. Я втянул ее в свой мир рок-музыки, и она дрожала как лист и говорила: «Примут ли они меня?» Она спросила меня, как мы собираемся это делать, на что я ответил: «Мы просто выйдем и исполним песню», — так, как это делается на оперных концертах. Я должен был и самого себя сдерживать определенным образом. Нужно было помнить, что здесь я не могу исполнять свои балетные штучки — никаких выкрутасов, ничего такого. Нет, я должен был просто выйти в чертовом смокинге и просто спеть. Я никогда ничего подобного не делал перед аудиторией. Для меня было непривычно надеть смокинг, но вы видели, как она летала по всей сцене?

Атмосфера была удивительная. Я боялся, что меня подведет голос, потому что, когда мы готовились к выступлению, у меня начались проблемы с голосом, так что я не рискнул петь вживую. Для меня это очень трудно, потому что все песни довольно сложные и у нас не было достаточно времени для репетиций. Мы действительно хотели исполнить что-нибудь живьем, но бог мой, уверяю вас, для этого потребовалось бы ужасно много репетиций — недели и недели.