Александр Жевахов - Кемаль Ататюрк

Успех полный: учреждение Великого национального собрания для управления страной; избрание Кемаля главой Национального собрания и правительства. В состав правительства вошли его друзья: Бекир Сами — министр иностранных дел, Хакки Бехиш — министр финансов, Исмаил Фазыл, отец Али Фуада, — министр труда, Февзи — министр обороны и Исмет — начальник Генерального штаба. Следует отметить, что назначение Февзи, который после оккупации Стамбула публично называл националистов «бандитами» и присоединился к ним только после открытия собрания, удивило многих, но не Кемаля. Февзи был слишком опытным военным, чтобы Кемаль не воспользовался его услугами.

Особое место в этой команде занимал Джелалледин Ариф, назначенный министром юстиции. Этот бывший главный судья Стамбула и лучший конституционалист Турции был последним президентом османского парламента и прибыл в Анкару с четкой идеей и завышенными амбициями. «Национальное собрание — не что иное, как продолжение распущенного парламента Стамбула», — заявил он, требуя поста президента. Кемаль, которого обрадовало прибытие этого видного либерала в Анкару, решил, что целесообразно ввести его в правительство и это не будет большой жертвой со стороны националистов. После переговоров пришлось уступить Арифу пост вице-президента, причем при голосовании он набрал всего на один голос меньше, чем Кемаль на президентство. На самом деле Кемаль будет предоставлять Арифу вести почти все заседания, за исключением очень важных дебатов, которые он оставлял за собой.

25 апреля Кемаль поднимается еще четыре раза на трибуну: работа Национального собрания продолжается. Возбуждение происходящим, недостаток опыта, опасность, нависшая над Анкарой, — всё это разжигает рвение и пыл депутатов.

Разгорается горячая дискуссия, и выступающие часто агрессивны. Только французская журналистка Берта Жорж-Голи под впечатлением от движения националистов и его лидеров осмелилась написать, что «парламент Анкары достаточно близок к английскому парламенту». Как она не увидела, или не захотела увидеть, глубокое соперничество между молодыми офицерами, ходжами, вождями племен в разноцветных тюрбанах, молодыми буржуа, покинувшими европейские университеты, и представителями религиозной элиты? Пропасть разделяет консерваторов и радикалов, не желающих останавливаться на «освобождении» султана-халифа и выступающих за создание в Анатолии общества, отличного от навязанного Стамбулом.

Кемаль был вынужден лавировать между теми и другими, чтобы его не могли упрекнуть в диктаторстве.

Результат: декларация Национального собрания от 28 апреля, «посмевшая сказать народу правду». «Великое национальное собрание работает, чтобы освободить халифа, нашего падишаха, чтобы предотвратить расчленение Анатолии и присоединить нашу столицу к родине. Мы, ваши представители, клянемся именем Аллаха и пророка Мухаммеда, что предположение о нашем „выступлении против халифа и падишаха“ — всего лишь ложь, направленная на уничтожение сил, защищающих страну, мусульманами, находящимися в заблуждении, и на захват страны, оставляя ее без лидера и защитника <���…>. Да проклянет Аллах предателей, помогающих врагу! Сострадание и благополучие всем, кто работает на освобождение халифа, нашего падишаха, народа и страны!»

Кемаль выступал перед депутатами, чтобы убедить их в нарастающем недовольстве населения, отстоять тот или иной принцип, как, например, когда он заявил, что «Национальное собрание состоит не только из турок, черкесов, курдов и лазов. Это чистосердечный союз всех мусульман…». Наконец, был принят ряд законов, в том числе закон о действиях против предателей родины. Но первым принятым законом был закон о налогах. Одним взмахом пера депутаты в четыре раза увеличивают налог на скот. Подобное решение не лишено смелости: в какой стране, в какую эпоху видели крестьян, и без того уже жестоко пострадавших, выражающих энтузиазм по отношению к правительству, поднимающему налоги? Однако гражданские чиновники и военные, составляющие половину Национального собрания, не задумывались над этим. Фактически у них не было выбора. Еще в Сивасе Мустафа Кемаль поставил фундаментальный вопрос: «Сколько у нас денег?» В течение двух часов были проанализированы все возможные источники доходов: десятина, налог на коз, подоходный налог, банковские ссуды, внутренний заём и заём, полученный у США, добровольные пожертвования. Вывод один: денег недостаточно и возможностей их получить немного. Национальное собрание должно было действовать решительно; оно берет на себя ответственность.

Таким образом, проблем было необычайно много, и не только в самой Анатолии, но и на Западе, а точнее — в Берлине. В начале мая правительство Греции информировало европейских дипломатов, что Энвер и Талаат присутствовали на панисламистском конгрессе в Берлине, проходившем под председательством маршала Людендорфа.

Через несколько дней поступила более точная информация. Согласно сведениям посла Франции в Берлине, конгресс якобы лишил султана его функции халифа и провозгласил «Турецкую Республику Советов»; Талаат был провозглашен «диктатором», тогда как Энвер был назначен «военным полномочным представителем Европы в Москве», а Мустафа Кемаль — «главнокомандующим турецкими войсками в подчинении директории», руководимой Талаатом. Те же источники уточняли, что Кемаль якобы потребовал у руководителей конгресса устранить всех лиц, виновных в растратах и преступлениях.

Кемаль, командующий турецкими войсками в подчинении Талаата, Кемаль, вступающий в переговоры с Энвером, Талаатом и другими юнионистами в изгнании, — какой сюрприз! То, что бывший триумвират и его приспешники хотели бы сотрудничать с Кемалем, неудивительно. Но какой интерес Кемалю из Анкары сближаться с ними, бывшими лидерами партии, которую он не признает, с людьми, кто в неприглядном свете представлял Турцию? Разве Кемаль, вступая в контакт с ними, не рискует дать лишние козыри ярым антинационалистам, для кого «националисты и младотурки идентичны», тем, кто ищет любую возможность, чтобы разоблачить «обширный германо-большевистско-кемалистский фронт», инициируемый юнионистами в изгнании?

Нет никаких сведений, подтверждающих информацию из Афин, и от французского посла в Берлине. И всё же Кемаль согласился вступить в контакт, по меньшей мере письменный, с бывшим триумвиратом и в первую очередь с Талаатом.

По крайней мере, два письма были продиктованы Талаатом одному из соратников, сыгравшему роль посредника с Кемалем, в конце 1919 года и в последние дни февраля 1920 года. Что же писал бывший великий визирь? Очень осторожно, неуверенный в реакции адресата, Талаат описывает организацию юнионистов в Европе и контакты с большевиками, сообщает о денежных проблемах, уточняя при этом, что он не просит денег, и набрасывает основные черты панисламистского и пантюркистского движения.