Илья Дубинский-Мухадзе - Орджоникидзе

У этого не очень молодого годами генерал-майора были свои понятия о чести и долге. Он искренне, хотя и очень по-своему, любил Россию. Генерал не счел за труд встретиться с председателем Государственной думы, лидером октябристов Родзянко. Дал ему надлежащий совет, Родзянко, дородный екатеринославский помещик, всегда с опаской относился к неистовому мастеровому Малиновскому. Его раздражали крупные оспины на нагловатом лице, держали в душевном трепете грозные запросы и буйные речи Малиновского, то и дело нарушавшего приятное течение думских словопрений… Родзянко был крут; он потребовал от Малиновского немедля сложить полномочия депутата, исчезнуть из пределов империи.

Восьмого мая 1914 года Малиновский прислал заявление об уходе из думы. В тот же день уехал за границу. Не забыл известить депутатов-большевиков, что, к большому огорчению, не может никаких объяснений дать в Петербурге; едет в Поронин [28] Поролин — местечко около Кракова (Польша), в предгорье Татр. Летом в 1913 и 1914 годах в Поронине жил Ленин. к Ленину.

Едва Малиновский появился в Поронине, Владимир Ильич созвал бывших на свободе членов Центрального Комитета партии. Из Петербурга приехал Григорий Иванович Петровский — один из старейших русских революционеров, неоднократно подвергавшийся арестам и ссылкам, депутат Государственной думы от рабочих Екатеринославской губернии.

"За анархический, дезорганизаторский поступок" ЦК исключил Малиновского из партии… "Но что касается провокаторства, — продолжала свои записи Надежда Константиновна, — то обвинение в нем Малиновского казалось настолько чудовищным, что ЦК назначил особую комиссию под председательством Ганецкого, куда вошли Ленин и Зиновьев.

…Были серьезные подозрения у Елены Федоровны Розмирович в связи с ее арестом — она работала при думской фракции, жандармы оказались осведомлены о таких деталях, которые иначе, как путем провокации, нельзя было им узнать. Были какие-то сведения у Бухарина".

Пробудились сомнения и у Ленина. Как-то во время вечерней прогулки Владимир Ильич остановился, с тревогой спросил Крупскую, обладавшую особенно тонким чутьем на людей:

— А вдруг правда?

— Ну что ты! — возразила Надежда Константиновна.

"Считаю провокаторство Малиновского невероятным", — сообщил письмом из Парижа "революционер-террорист" Владимир Бурцев, который к тому времени раскрыл нескольких крупных провокаторов и слыл высшим экспертом в подобных делах.

Комиссия ЦК несколько раз встречалась с Розмирович, с Бухариным, снова обменялась письмами с Бурцевым, расспрашивала, допытывала Малиновского. В конечном счете признала, что фактов против Романа Малиновского нет.

Года два спустя, когда Орджоникидзе и Петровский отбывали ссылку в Якутии, Серго спросил у Григория Ивановича:

— А что получилось с депутатом четвертой думы Малиновским? После моего ареста в Петербурге уже не приходилось с ним встречаться.

Григорий Иванович рассказал, что знал. От себя добавил:

— Очень дурной осадок у меня остался. Боюсь, не смогли мы до правды добраться!

Серго слушал, все более мрачнел. На его лице появились бурые пятна. Петровский удивился. — Что с вами, Серго?

— Очень плохо. Как последний мальчишка опозорился!.. На Пражской конференции Ленин говорил, настаивал: "Ей-же-ей, не надо проводить Малиновского в ЦК. Бррр, сколько у него в голове ррреволюционной мути". Я подумал, неправильно это будет. Все ж таки Роман много лет старается, берет на себя самые рискованные поручения. Всегда на волоске. Другой давно бы кандалами загремел! Ну, и подал записку за Малиновского. Кажется, мой голос все и решил. [29] На Пражской конференции все делегаты подавали Ленину записки, в которых указывали, за кого они голосуют. Результаты голосования в целях конспирации не объявлялись. Владимир Ильич каждого в отдельности извещал об избрании в члены ЦК. Малиновский прошел при перебаллотировке, так что голос Серго действительно мог быть решающим. — И Серго огорченно вздохнул.

Всю горькую правду о Малиновском лишь после Февральской революции поведали расходные книги, платежные ведомости особого отдела департамента полиции. Газеты всех направлений охотно воспроизвели фотокопии расписок тайного сотрудника. В конце 1917 года Малиновский неожиданно объявился в Петрограде — приехал из-за границы, чтобы отдать себя в руки тех, кого он долгие годы так дьявольски предавал. Едва ли он рассчитывал на снисхождение. Революционный трибунал приговорил провокатора к расстрелу.

Но все это будет потом, уже после того, как Ленин провозгласит свое бессмертное: "Есть такая партия!" А пока ради возрождения этой революционной большевистской партии Серго должен был отправиться из Франции в Россию. Сославшись на болезнь и неотложную необходимость лечь на операцию, Орджоникидзе покинул Лонжюмо, Готовился к поездке. Прибавил забот заграничной агентуре охранки.

"Осветить наиболее вероятную цель поездки, предполагаемый маршрут, подлинную фамилию "Сергея", — неумолимо требовал директор департамента полиции. Нет, во Франции этого уже не выведаешь. А новый сотрудник, Юсуф Меликов, предложивший в Баку ротмистру Кулинскому: "…я сейчас же смогу приблизиться к местной партийной жизни и дать обстоятельные сведения", — слишком давно не видал "Сергея".

В Реште Юсуф Мамед Дадаш-оглы Меликов несколько раз захаживал к Серго. Уроженец Баку, ничем особенно не примечательный, он работал приемщиком на складах известного фабриканта Морозова. Орджоникидзе вначале относился к Меликову безразлично, даже не очень приязненно. Потом как-то привык к нему. Раз-другой попросил переправить с надежными людьми в Баку небольшие посылки. Юсуф не спрашивал, что в них. Серго тем более не объяснял, что это прибывшие из Парижа номера ленинской газеты "Социал-демократ".

Осенью 1910 года они после небольшого перерыва снова встретились. Теперь уже в Баку. Меликов и здесь служил на большом складе. Этим как раз и соблазнился Серго. Он попросил хранить заодно и его "товар".

— Я уезжаю в Европу, — поделился Серго, — а в Реште остался мой доверенный, ты его знаешь, Алексей Орешков, конторщик "Кавказа и Меркурия"… Все, что Алексей будет присылать, ты принимай. За письмами и посылками наведаются наши бакинские люди, мои хорошие друзья!

Через руки Меликова прошли и два-три письма Серго из Парижа к бакинским социал-демократам. Все обстояло вполне благополучно… до первого случайного обыска. Серьезных улик не нашли. Так, на всякий случай, начальник жандармского управления приказал ротмистру Кулинскому, пользовавшемуся славой незаурядного мастера развязывать языки, побеседовать с Меликовым и склонить его к откровенному показанию.