Глеб Голубев - Заболотный

Каждый год повторялись и вспышки чумы в Поволжье: 1904 год — в Гурьевском уезде, 1905 — в Бекетае, 1906 — в аилах среди барханных песков Узач-бая, в 1907 году — в Архиерейской слободе возле самой Астрахани.

И никаких доказательств, что виновниками этих эпидемий были суслики, как предполагал Заболотный!

— Конечно, где же тут замечать мор сусликов, когда мор людей остается без внимания, — ворчал Даниил Кириллович.

Утешало только, что «нашего полку чумагонов», как любил говорить Заболотный, в этом тревожном и загадочном районе постепенно прибывало. В Астрахань переехал из Маньчжурии и возглавил здешнюю бактериологическую станцию Николай Николаевич Клодницкий. Избавившись от других административных забот, перешел работать к нему на станцию и Деминский.

— Ну, вдвоем они всю степь перевернут! — радовался Заболотный.

Летом 1907 года он сам отправился на очередную эпидемию в Астрахань, подробно знакомился там с материалами, собранными по каждому случаю Деминским и Клодницким. В селении Сартюбей был найден даже зараженный чумой верблюд, но ни одного больного суслика.

Как мучала эта загадка «черной смерти» Заболотного, как нелегко ему было в те годы! Я понимал, какая ответственность тревожит его. Ведь от того, какими путями проникает чума и где она хранится в перерывах между эпидемиями, зависела вся организация борьбы с «черной смертью». Или главное внимание следует уделить людям, устраивая карантины в портах и на перекрестках путей паломников, но не обращая особого внимания на грызунов, шмыгающих через все кордоны, и ограничиться только уничтожением портовых крыс, или надо выходить в степь, держать под постоянным контролем всех ее обитателей: сусликов, тарбаганов, тушканчиков.

От решения этой проблемы зависело, какую же тактику избрать в борьбе с чумой: активную, наступательную или пассивную, оборонительную, — и тогда ученым оставалось только, словно пожарникам, спешить на вспыхивающие то здесь, то там эпидемии, но и не мечтать когда-нибудь избавиться от них окончательно.

Этот вопрос надо было решать незамедлительно. Ведь он был не просто научной проблемой, от него зависели жизни многих людей.

«Чума в Астраханской губернии настойчиво требует к себе внимания, — напоминал в письмах Деминский. — Тонкая грань отделяет бубонную чуму от легочной, тонкая грань отделяет всю Россию от ужасов «черной смерти», выглядывающей из Астраханской губернии…»

Следовало принимать какое-то решение. А какое?..

В своей монографии Даниил Кириллович все-таки Целую главу посвятил роли грызунов в распространении чумы. Там он привел все известные ему случаи вспышек тарбаганьей болезни и вновь напоминал:

«Весьма возможно, что эпидемии среди тарбаганов представляют часто встречающуюся у грызунов хроническую форму чумных заболеваний, которые, переходя на людей, способны обусловливать при благоприятных условиях жестокие вспышки чумы».

Но по вопросу об эндемичности чумы в Поволжье Заболотный отказался от своей собственной гипотезы:

«Проследить пути и случаи заноса через Астраханскую губернию чрезвычайно трудно. Здесь мы имеем плохо контролируемое движение паломников через Персию в Месопотамию и Мекку, движение ла-маитов в Монголию, наплыв рабочих и торговцев из Персии. Местные условия до настоящего времени плохо изучены с санитарно-бытовой точки зрения. Являются поэтому два предположения о многократных вспышках чумы в Киргизских степях: [4] Так называли по старинке казахские степи. одно, что чума занесена одним из указанных путей (Заболотный), и другое, что она эндемична в данной заброшенной местности и дает о себе знать только более грозными вспышками (Исаев, Берестнев)».

Да, это было отступление. Но отступление вынужденное — за недостатком фактов. И Заболотный проявил мужество настоящего исследователя, решившись отказаться от собственной гипотезы, коль факты ей противоречат.

Ему пришлось нелегко.

«Нам положительно думается, что в данном случае мы встречаемся с одним из парадоксов в истории медицины, — обрушился на Заболотного доктор Страхович, обследовавший астраханские степи вместе с Исаевым. — Мы легко создаем эндемические очаги вдали от нас и ждем оттуда опасности и в то же время с упорством, не отвечающим научной объективности, отрицаем возможность того же у нас самих.

Так, например, на основании наблюдений профессора Заболотного, обнаружившего в 1898 году бактериологически чуму в Восточной Монголии, мы легко признали этот очаг. И тем не менее в следующем, 1899 году, когда чума появилась в русском селе Колобовка, мы делаем предположение о заносе к нам этой чумы из Восточной Монголии, находящейся на расстоянии почти 6 тысяч верст сухим путем, калмыками, живущими по другую сторону Волги, потому что калмыки иногда ходят на поклонение к буддийским святыням в Монголию (Заболотный, Левин)». Выступил против Даниила Кирилловича — в защиту его собственной, но пока не подтвержденной гипотезы — и Клодницкий.

«Киргизы не принадлежат к числу особенно фанатичных поклонников корана, — настаивал он, — и немногие между ними могут вынести значительные путевые расходы по поездке… Однако мысль работающих по чуме врачей и административных лиц часто и настойчиво, хотя и бесплодно, ищет источник в паломниках из Аравии…»

Но отступление было временным: Заболотный готовил новые экспедиции в пустынные бескрайные степи, привольно раскинувшиеся за Волгой.

Помешала новая беда. В России начались эпидемии холеры, и Даниилу Кирилловичу пришлось на время отвлечься от загадок чумы, чтобы выступить на защиту людей от другого опасного врага, с которым он начал воевать еще в студенческие годы.

Помните тот смелый опыт, когда Заболотный и Савченко выпили смертельную разводку холерных вибрионов, чтобы проверить на самих себе и доказать всем надежность прививок против холеры?

С тех пор В. Хавкин, Н. Гамалея и другие ученые создали отличные образцы вакцин. Проверенное, испытанное оружие было в руках врачей; и Мечников даже утверждал, что уберечься от холеры легче, чем от насморка. Но у холеры, как и у чумы, есть помощники: грязь, нищета, голод… И она захватывает один город за другим: Самара, Астрахань, Баку, Саратов, Царицын, Киев.

Прививки ослабленными и убитыми вибрионами могут надежно защитить от заражения — это доказали своим опытом Заболотный и Савченко. Но если человек уже заболел, помочь ему трудно. Больной сохнет, худеет на глазах; он теряет голос, углы рта у него печально и в то же время с выражением какой-то горькой насмешки опускаются вниз. Fades sardonica — «сардоническое лицо» прозвали эту страшную маску еще древние. И, увидев ее, врач готовится поставить зловещий крест в последней графе истории болезни.