Генрих Хаапе - Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте

Вместе с сопровождавшим меня верным Петерманном мы отправились в выбранном направлении по одной из проселочных дорог, надеясь, что так наш путь окажется короче, однако примерно через полтора-два километра я вдруг услышал выстрелы и мне показалось, что пули просвистели прямо возле моего уха. Будучи не слишком опытным военным, я не мог определить, с какого направления или с какого расстояния по нам стреляли, да и по нам ли это стреляли вообще, хотя, собственно, кроме нас на этом открытом месте, насколько хватало глаз, больше никого и не было. Мы быстро укрылись за оказавшимися поблизости кустами, и, осторожно оглядываясь по сторонам, я разглядел невдалеке какое-то фермерское подворье. Оно выглядело куда более надежным укрытием от пуль, чем какие-то там кусты, хотя там наверняка и было полно русских. Однако мне показалось, что к нему приближаются немецкие солдаты. Так и оказалось, и вскоре передо мной предстал наш гауптман, которому я и поведал вкратце о своих злоключениях.

— Ну что ж, — ответил он мне иронически, — в вашей истории нет ровным счетом ничего необычного. Мы играем с ними в эту игру с самого утра. Моя задача как раз и состоит в прочесывании окрестных лесов и полей в поисках этих горилл. Мы уже бог знает сколько их перестреляли и в плен взяли сто двадцать, но и я потерял при этом некоторых из моих лучших людей. Так что вы счастливчик, доктор!

— Вдвойне счастливчик, — в тон ему откликнулся я. — На наш батальон сегодня тоже была устроена засада, но мне, как видите, удалось уцелеть.

— Так происходит везде в сельской местности, — поведал он мне. — Эти свиньи, отходя, понаделали множество потайных складов с амуницией в кукурузных и других полях и, дождавшись, когда пройдут наши головные колонны, начинают постреливать оттуда из снайперских винтовок. А видели бы вы, какая у них межрасовая мешанина среди рядового состава! Я встречал даже монголов, татар и калмыков. Странное это вообще какое-то занятие — отстреливать этих узкоглазых ублюдков! Как будто в каком-нибудь Китае находишься…

Наговорившись со мной, гауптман указал мне верное направление к дороге на Кальверию.

— Не думаю, чтобы в этих полях вас потревожил еще кто-нибудь из этого сброда, — заметил он на прощание. — Этот участок я очистил от них полностью.

Теперь, однако, я был куда как более осмотрителен. Двигаясь напрямую через поля, я почувствовал, что моя нерешительность стала постепенно исчезать. Я вдруг осознал, что вовсе не каждая пуля находит свою цель.

По искомой мною дороге на восток двигалась плотная и нескончаемо длинная колонна солдат, техники и буксируемых артиллерийских орудий. Среди этого грандиозного скопления людей и машин я вдруг разглядел один из автомобилей нашего батальона. Я радостно припустил галопом вдоль дороги по обочине. Навстречу стали попадаться все более и более многочисленные группы пленных, конвоируемых в наш тыл. И вот я встретил наконец одного из наших людей. Это был командир 10-й пехотной роты, бульдогоподобный, но при этом до невозможности добродушный Штольц. Он был, как и я, несказанно рад тому, что ему удалось не только успешно выполнить поставленную задачу где-то в нескольких километрах севернее, но и при этом еще и благополучно пробраться по таящим множество опасностей проселкам обратно к трассе и присоединиться к нашему батальону.

— Эй, доктор! — крикнул он мне. — Для вас есть работа. Видите вон ту ферму? — Штольцева лошадь подскакала к моей столь стремительно, что чуть не налетела на нее, а его рука тем временем указывала на какое-то место где-то даже меньше чем в километре от дороги, в полях. — Там есть раненые!

— Из ваших?

— Нет, благодарение Богу. Но им очень нужен доктор, там сейчас с ними только санитар-носильщик.

— Спасибо, Штольц, я еду туда!

— Эй, доктор, лучше бы вам взять с собой для спокойствия пару моих людей. Но только чтобы потом они ко мне обязательно вернулись. Да чтобы вместе, а не порознь!

Он отдал какие-то распоряжения отправляемым со мной унтер-офицеру и солдату и, взмахнув рукой своей роте, чтобы та следовала за ним, поскакал вдоль дороги, чтобы присоединиться к основной части нашего батальона. Что же касается меня, то я уже несколько часов как не слышал ничего ни о подчиненной мне санитарной команде, ни о санитарной машине. Поэтому я послал одного из своих новых попутчиков к оберштабсарцту Шульцу с распоряжением выделить нам санитарный автомобиль. Приехал он довольно быстро, поскольку все на дороге пропускали его, даже если для этого надо было сойти на обочину в густую придорожную пыль. Я приказал шоферу санитарной машины ехать к ферме, а сам отправился следом верхом вместе с Петерманном. Когда мы въезжали на двор фермы, позади нас в землю, взметнув фонтанчики пыли, ударили несколько пуль.

Внутри фермы прямо на полу главной большой жилой комнаты лежало пятеро наших солдат; двое из них были уже мертвы, хотя их тела даже еще не успели остыть. Санитар- носильщик, оказавшийся уравновешенным и спокойно говорившим человеком средних лет, доложил мне:

— Это ужасно. Впервые в жизни я испытываю отчаяние, герр ассистензарцт. Теоретически я, конечно, все это представлял себе и раньше. Но один только вид настоящих, реальных ранений напрочь вышибает из головы все теории! — умоляюще глядя на меня, проговорил он. — Надеюсь, эти двое умерли не по моей вине. Я старался делать все, что мог…

— Не изводитесь так. Они в любом случае были уже не жильцы, — попытался приободрить его я, осматривая тем временем троих еще пока оставшихся в числе живых раненых. — Насколько я вижу, вы вполне хорошо поработали, так что не переживайте по поводу позабытых теорий.

В самую первую очередь я занялся раненным в брюшную полость. Пуля вошла в нижнюю часть живота, прошла навылет и вышла в средней подреберной части спины немного левее позвоночника. Лицо солдата было мертвенно-бледно и перекошено болью, на лбу блестели крупные капли пота.

— У вас обычное сквозное ранение брюшной полости, — со всей определенностью и как можно более беззаботно сказал я ему, как будто бы речь шла о пустяковой царапине живота. — Думаю, что внутренние органы и кишечник повреждены не слишком сильно — во всяком случае, не смертельно. Вас необходимо безотлагательно прооперировать. Единственную по-настоящему серьезную опасность для вас сейчас представляет внутреннее кровотечение, но если вы были ранены уже пару часов назад и до сих пор живы — то выживите и дальше, — проговорил я с обнадеживающей улыбкой. — Санитарная машина уже дожидается снаружи. Она доставит вас в госпиталь, где вас сразу же прооперируют. Не волнуйтесь. Считайте, что вы уже на полпути домой.

Когда его искаженное гримасой боли лицо немного расслабилось, он смог мне чуть-чуть улыбнуться, а я тем временем осторожно обработал входное и выходное пулевые отверстия, закрыл их тампонами, закрепил их и завершил процедуру нанесением особого дезинфицирующего и герметизирующего состава из целлюлозы. Немного подумав, я еще и выстриг ножницами остатки пропитанной кровью, потом и грязью гимнастерки вокруг обеих ран. Санитар-носильщик помог мне подвязать колени раненого к его шее в положении у подбородка — с тем, чтобы максимально расслабить мышцы живота. Сделав ему болеутоляющий, успокаивающий и противостолбнячный уколы, я плотно укутал его на носилках теплым одеялом, заполнил карточку ранения, и мы отнесли его в санитарную машину. Закончив с первым раненым, я сразу же приступил ко второму. Ранение головы. Без сознания. Обработав и перевязав рану, я отправил его вслед за первым.