Николай Яковлев - Об артиллерии и немного о себе

Для поощрения в сборе гильз выделялись даже немалые суммы для премий. И следует сказать, что работники артиллерийского снабжения фронтов хорошо понимали нужду промышленности в гильзах. Поэтому принимали все зависящие от них меры для их сбора. И в этом деятельно помогали тыловые органы.

Гильзы на арсеналах ГАУ обновлялись, для чего существовал особый технологический процесс, а затем вновь шли на сборку готовых артвыстрелов. И получалось, что значительная их часть выдерживала... десятикратное использование! Легко понять, как это было ценно с экономической точки зрения.

Всего же на арсеналах ГАУ за годы войны было обновлено более шестнадцати тысяч вагонов гильз.

Непростым оказался и вопрос с укупоркой боеприпасов. Количество ящиков, требовавшееся для их укладки и перевозки, превосходило подчас возможности нашей лесной промышленности. Сушилки не могли справиться с подачей огромного количества пиломатериалов определенного стандарта. Поэтому освобождающуюся на фронте укупорку тоже приходилось собирать и с железнодорожными порожняками возвращать на склады и базы ГАУ. Но и эта трудоемкая работа выполнялась успешно, возврат укупорки был достаточно большим, что во многом способствовало своевременному обеспечению отправки транспортов с боеприпасами на фронт.

Глава шестая. Ближе к войскам

При всей значимости работы в ГАУ я все же считал себя строевым командиром, место которому, конечно же, в войсках. И честно скажу, мне зачастую было в высшей степени обидно, что за боевыми действиями приходилось наблюдать как бы со стороны, из Москвы, а не являться их непосредственным участником.

И вот как-то уже летом 1942 года, когда поставки вооружения и боеприпасов приняли сравнительно устойчивый характер, я во время одного из докладов в Ставке попросил Верховного отпустить меня на фронт. Со стороны И. В. Сталина на это последовала неожиданно бурная реакция. Он враз нахмурился и довольно резко бросил: "Работайте, где работаете!" Распрощался сухо.

А в приемной Поскребышева меня остановили вышедшие вслед за мной из кабинета Верховного два члена ГКО и, перебивая друг друга, отчитали за бестактность по отношению к Сталину. Дескать, он, руководя фронтами, опирается в своей работе на центральный аппарат Наркомата обороны, а один из них, то есть я, еще смеет просить отпустить его на фронт, как будто бы Сталин занят чем-то другим, а не фронтами. И неужели я думаю, что здесь легче, чем там!

И тем не менее во время очередных докладов в Ставке я стал упрямо повторять, что для лучшей организации дела в ГАУ мне полезно собственными глазами взглянуть на боевое использование артиллерии. Сталин сначала сердился, отмахивался от меня, но в конце концов уступил.

В марте 1943 года я вместе с К. Е. Ворошиловым был послан на Волховский фронт. Этот фронт совместно с Ленинградским проводил как раз частную операцию. Она подготавливалась в довольно сложных погодных условиях, на трудной местности и имела скорее отвлекающий характер.

Расположились мы с Ворошиловым в поезде члена Военного совета Волховского фронта, который маскировался в выработанном песчаном карьере неподалеку от небольшой станции. Точнее, станции, как таковой, уже давно не было: она сгорела. И все-таки фашисты бомбили эти пожарища едва ли не каждую ночь.

Еще в поезде, когда мы только ехали из Москвы, я проспал мертвым сном целые сутки. И теперь, отдохнув, был готов к любой самой напряженной работе.

Командовал Волховским фронтом К. А. Мерецков. Был он тогда весьма бодр, энергичен, то и дело вызывал: "Борода!" - такую фамилию носил его адъютант.

В войсках этого фронта мы с Ворошиловым пробыли несколько дней. А затем ночью на машинах проскочили мимо Синявинских высот в Ленинград.

В лунную мартовскую ночь город произвел на нас исключительное впечатление. Ведь это был город героических ленинградцев, не вставших на колени перед врагом и сейчас еще, после прорыва в феврале блокады, находившихся в весьма тяжелом положении. Ведь враг еще не был окончательно отогнан от его стен.

Ночные улицы фронтового города были пустынными и на удивление чистыми. Серебристый свет заливал широкие проспекты, площади. И мы, проезжая по ним, испытывали чувство гордости и радости за то, что колыбель Великого Октября по-прежнему прекрасна, живет и уже доказала врагу свою неприступность.

К. Е. Ворошилов, а вместе с ним и я побывали в 55-й армии, которой командовал бывший артиллерист генерал В. П. Свиридов. Добирались даже до некоторых НП командиров стрелковых дивизий. Один из них, помнится, располагался на пятом этаже полуразрушенного дома, и оттуда хорошо просматривалась оборона противника.

В штабе фронта долго беседовали с его начальником Д. Н. Гусевым. Кстати, этого генерала я знал и раньше, с 1934 года, когда он был еще командиром стрелкового полка. И теперь мы встретились как старые друзья. Гусев довольно оптимистически смотрел на дальнейший ход боевых действий, твердо веря в то, что сейчас все зависит лишь от тех средств, которые даст им Ставка, да еще от сроков.

Из той памятной поездки в Ленинград у меня в рабочем блокноте сохранились записи, содержанием которых и хочется сейчас поделиться.

Но начну, так сказать, с некоторого отступления.

Еще в ходе напряженных боев в январе - июне 1942 года войска Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов не только сковали вражескую группу армий "Север", облегчив действия Красной Армии в зимнем контрнаступлении под Москвой, но и окончательно сорвали план гитлеровского командования по захвату Ленинграда, соединению немецких и финских войск.

К тому же скованная здесь группа армий "Север" в ближайшее время не имела возможности возобновить наступление на Ленинград, поскольку все стратегические резервы и маршевое пополнение немецко-фашистских войск весной и в начале лета 1942 года перебрасывались на юг для подготовки и проведения главной операции на южном крыле восточного фронта. Тем не менее вынужденное прекращение активных действий Волховского и Ленинградского фронтов на любанском направлении, где наши войска не сумели ликвидировать группировку врага в районе Кириши, Любань, Чудово, и успех противника в деблокаде демянской группировки существенно осложнили обстановку для советских войск. На блокированной территории вокруг Ленинграда оставались 42, 55 и 23-я армии, приморская и невская оперативные группы Ленинградского фронта и Краснознаменный Балтийский флот.

Эти войска, естественно, нужно было снабжать вооружением, боеприпасами, продовольствием.

И снова позволю себе небольшое отступление. 9 сентября 1941 года, с занятием фашистами Шлиссельбурга и выходом их на южный берег Ладожского озера, были прерваны всякие сухопутные связи Ленинграда со страной. Ближайшими районами, через которые этот город мог еще как-то поддерживать связь с глубоким тылом, были те, что лежали восточнее Ладожского озера, отделенные от него и водным пространством озера, и Шлиссельбургской губой.