Анна Тимофеева-Егорова - Держись, сестренка!

Из Краснодара, где стоял штаб 4-й воздушной армии, все разлетелись — каждый в свой полк, Я к своим вернулась с радостью, как к родным, но тут же радость моя померкла.

Погиб двадцатитрехлетний командир нашей эскадрильи Семен Васильевич Андрианов с воздушным стрелком Поцелуйко. У меня комок подкатился к горлу — ничего ни спросить, ни сказать не могу, только мысли работают, вернее, память. Почему-то вспомнились его замечательные рисунки в альбоме, который он однажды мне показал.

— Вы талант, товарищ командир, — сказала я тогда А,ндриаяову.

— Нет, Егорова, ошибаетесь. Просто у нас в одиннадцатой школе в Нижнем Тагиле был очень хороший учитель рисования. Он же вел кружок по рисованию, который я усердно посещал. Сколько помню себя — мне да мне хотелось рисовать.

— Так поступайте после войны в художественное училище, Семен Васильевич, — впервые обратилась я к комэску по имени и отчеству. — Уж очень хороши ваши рисунки, хотя я, конечно, мало разбираюсь в искусстве…

— Я летать люблю, Аннушка, — неожиданно ласково развал меня Андрианов. — А после войны, когда мы разобьем всех до одного фашистов, можно будет всерьез и рисованием заняться.

Не довелось командиру нашей эскадрильи дожить до победы. Погиб Семен Андрианов при выполнении боевого задания в восьми километрах западнее станицы Крымской.

А произошло это так. Шестерке штурмовиков поставили задачу нанести бомбовый удар по скоплению танков. Задачу ставил начальник штаба полка Яшкин. Ведущим был назначен Андрианов. Прикрывала их четверка ЛаГГ-3 из братского полка во главе с капитаном Истрашкиным. Удар по танкам группе Андрианова предстояло нанести с малых высот, так как погода стояла очень сложная — облачность висела над землей, шел дождь. Наши вооруженцы загрузили в самолеты ПТАБы (противотанковые бомбы) — в каждый отсек по 200–250 штук, зарядили пушки, пулеметы, подвесили эрэсы, и в строго назначенное время Андрианов с группой взлетел.

К слову сказать, при ударе с малых высот штурмовик не всегда мог использовать все свои возможности. ПТАБами по танкам, например, получалось хорошо, а вот стокилограммовые бомбы надо было сбрасывать с замедленным взрывом, иначе своими же осколками повредишь самолет, да и точность бомбометания на такой высоте резко снижалась. При атаках с бреющего полета очень сложно использовать полностью пушки, пулеметы и эрэсы по окопам противника, траншеям. Для штурмовки требовалось набрать высоту — у танковых-то пушек прицельность завидная. У группы Андрианова высоты не было, но комэск знал, что задание необходимо выполнить любой ценой. И он его выполнил. Ценой своей жизни…

В полку на стареньком одноместном штурмовике я летала дольше всех. Мне он казался гораздо легче и маневреннее, чем машина с двойной кабиной. И вот теперь, когда я вернулась с курсов штурманов, адъютант нашей третьей эскадрильи Бойко предложил мне выбрать воздушною стрелка.

Дело в том, что в одном из последних вылетов мне изрядно досталось от атак «мессеров». Летали мы тогда на Темрюк — требовалось разбить мост через реку Кубань. Кажется, только что этот мост разнес в щепки Карев с группой. Но черти фрицы опять ею восстановили. Сколько же можно возиться с ним?..

Город Темрюк почти у берега Азовского моря, с западной его стороны протекает Кубань. Здесь через мост проходит основная дорога от причала на косе Чушка до Голубой линии. Мост окружен сплошными зенитными батареями, да еще у Голубой линии неисчислимое множество противовоздушных средств. Над Темрюком и его мостом мы уже потеряли три экипажа — Подыненогина, Грудняка, Тасеца. Сегодня на мост нашу группу ведет капитан Якимов. Статный, спортивного сложения, с барскими манерами, Якимов держался немного свысока, как бы пренебрегая нами, хотя по возрасту был немного-то старше нас. Проработал он с нами . весь полет, сделал боевой расчет и почему-то меня — на одноместном-то самолете! — поставил замыкающей шестерки.

Приказы не обсуждаются — и мы полетели. Прикрывала нас четверка истребителей ЛаГГ-3, но, признаться, лететь в строю последней и без воздушного стрелка было как-то неуютно.

После того как мы сбросили бомбы на мост и выскочили на Азовское море, нашу группу перехватили «мессершмитты». «Лагги» уже вели бой с немецкими истребителями где-то в стороне. Так что в работу вступили наши воздушные стрелки, умело отбиваясь от наседавших «мессеров». Несколько раз они пытались расколоть строй штурмовиков, но напрасно. Мы летели плотно, крыло к крылу. И только один мой самолет с задней полусферы не был прикрыт стрелком. Не удивительно, что именно по мне полоснула трасса огня: прошла справа по борту. Я метнулась влево, но поздно. Уже вторая очередь огня ударила по моему «ильюше». Затем «мессеры» разошлись в стороны, развернулись и теперь с разных сторон пошли на мой самолет в атаку. Боясь лобового огня штурмовиков, вперед фашисты старались не заходить, а били по моему не защищенному с хвоста самолету сзади.

И снова огненная струя с близкого расстояния… Тогда я резко дала форсаж, отжала ручку управления машиной от себя — увеличила скорость, обогнала свою группу и втиснулась в нее между ведущим и его ведомым справа — Володей Соколовым. Это меня и спасло.

На разборе боевого вылета пришлось выслушать нарекания.

— Вы нарушили боевой порядок, — словно чеканил, выговаривая каждое слово и каждую букву, капитан Якимов. — Летчик Соколов мог принять вас за противника и ударить по вам из пушек и пулеметов!

-А почему, — дерзко спросила я капитана, — когда меня расстреливали фашистские самолеты, вы не перестроили группу в оборонительный круг с оттягиванием на свою сторону?

Воцарилась тишина. Якимов покраснел. И тут, нарушив гробовое молчание, за меня вступился Володя Соколов.

— Товарищ капитан! Вы сказали, что штурмовик Егоровой я мог бы принять за вражеский. Да разве это возможно? И вообще, разве не видно, как у нее из-под шлемофона торчат концы голубой косынки вместо подшлемника?.. Летчики засмеялись, тяжелая атмосфера разрядилась. После этого случая мне дали Ил-2 уже с кабиной для воздушного стрелка, и на этой машине до учебы на курсах я летала с разными стрелками — свободными от вылетов. Да и не только со стрелками. Летала с парторгом полка Василием Ивановичем Разиным, храбрым и добрым человеком. Нам обоим тогда здорово попало: он полетел без разрешения. Брала однажды в полет, тоже украдкой, и механика своего самолета Тютюника. Так что, когда адъютант эскадрильи Бойко предложил мне выбрать стрелка, я удивилась:

— Что значит выбрать? Если есть свободный стрелок, давайте мне, а брать его из экипажа, в котором летчик и воздушный стрелок слетались, — такое не годится.