Андрей Калиниченко - В небе Балтики

- День только начался, слетаем, - ответил Губанов.

- Миша, зови сюда штурмана, - попросил я Степанова. - Он должен быть у самолета.

Михаил Степанов - мой новый воздушный стрелок-радист. Невысокий, кудрявый, он с виду напоминал школьника. Но при первом же разговоре становилось ясно, что за плечами у него богатый боевой опыт. Недаром на его груди алел орден Красного Знамени. Дважды смерть витала над удалой головой Миши. Зимой 1942 года самолет, на котором он летал, был сбит. Летчик и штурман погибли, а Степанов выпрыгнул с парашютом, угодив на вражескую территорию. Укрывшись в лесу, он дождался наступления темноты. А ночью по глубокому рыхлому снегу перешел линию фронта и вернулся в родной полк.

Еще более трагичный случай со Степановым произошел в июле 1943 года. Группа "Петляковых" уходила из окруженного Ленинграда на задание. Над заливом самолет, на котором летел Михаил, внезапно загорелся из-за неисправности электрооборудования. Начали взрываться бензобаки. Экипаж покинул машину, но парашют раскрылся только у воздушного стрелка-радиста. Моряки-катерники кронштадтских фортов быстро нашли и остальных авиаторов. Летчик Алексеев оказался мертвым. Правой рукой он держался за лямку парашюта: видимо, в воздухе дергал ее вместо вытяжного кольца, которое выпало из чехла и болталось на длинном тросике. Штурман Василенко неудачно выпрыгнул из кабины. Потоком воздуха его отбросило назад. Он ударился головой о хвостовое оперение самолета, потерял сознание и, не раскрыв парашюта, разбился. Только Степанов остался невредимым. Когда моего воздушного стрелка-радиста Сергея Шишкова перевели в экипаж Журина, Михаил начал летать вместе со мной...

- Штурман заболел и лететь не может, - доложил мне возвратившийся Степанов.

Я пошел к Виноградову. Он лежал в тени рейфуги, укрытый молюскинкой и самолетным чехлом. Тело его лихорадочно тряслось, а лицо стало бледно-землистым.

- Что с тобой, Толя? - наклонился я к нему.

- Холодно мне, - только и ответил он.

- Врача сюда, скорее!

Прибывший врач установил приступ малярии. Анатолия сразу же увезли в лазарет. "Вот и слетали, - подумал я. - Откуда это у него?"

Когда я пришел к командиру эскадрильи доложить о болезни Виноградова, тот уже поставил летному составу боевую задачу. Предстояло разыскать и уничтожить в Финском заливе отряд боевых кораблей противника. Штурманы рассчитывали прицельные данные на бомбометание, прокладывали, на карте маршрут.

- Учитывая ясную погоду, можно ожидать встречи с истребителями, предупредил Раков. - Нужно подготовиться как следует. Полет опасный.

- Что тут опасного? - вырвалось у Смирнова.

Услышав его реплику, Губанов поморщился. Он вообще не мог терпеть такого мальчишеского отношения к делу, а к боевым вылетам в особенности. И руководили им не боязнь и опасения, а трезвость в оценке обстановки, строгий учет всех мелочей, от которых зависел успех выполнения боевой задачи. Эту черту характера летчик Пасынков особенно ценил в своем штурмане.

А у меня в этот раз было какое-то безразличное, даже тоскливое настроение. Из-за болезни штурмана я вынужден был отсиживаться на земле.

Ко мне подошел Бородавка.

- Возьми меня вместо Виноградова, - улыбаясь, шепнул он.

Бывший штурман майор Бородавка был адъютантом эскадрильи и ни в какой экипаж не входил. Я знал, что он любил летное дело и стремился использовать каждую возможность слетать на боевое задание.

- С удовольствием, товарищ майор, - согласился я, но тут же подумал: "А как же командовать им в полете, если он старше меня по должности и званию?"

- Ты, Андрюха, не стесняйся, - сказал майор, поняв мое замешательство. - В воздухе я буду обыкновенным рядовым штурманом. Командуй, как положено.

- Договорились, - согласился я и успокоился.

И вот мы уже в полете. Далеко позади остались родные берега. Пикировщики шли на запад с набором высоты. Сверху Финский залив казался тихим и гладким. Но мы-то знаем, что осенью он не бывает спокойным. Да и сейчас, если внимательно всмотреться, можно увидеть пенистые гребешки огромных волн.

Вода... Вода... В случае вынужденной посадки ее не минуешь. Можно, правда, воспользоваться спасательным самонадувным жилетом, который на мне, под лямками парашюта. Но сколько продержишься в ледяной воде без защитной одежды? Врач говорил, что при десяти градусах можно прожить полчаса, а при пяти - пятнадцать минут. А потом?

Группа, состоявшая из трех звеньев, шла в плотном строю клина. "Яки" парами держались сзади с превышением, образуя полукольцо непосредственного прикрытия, а четверка Ла-5 выдвинулась несколько вперед и выше, составляя ударную группу.

С самого начала полет протекал при полном радиомолчании экипажей. И вдруг тишину в эфире нарушил голос флагманского стрелка-радиста:

- Сзади внизу чужие истребители!

Две пары "яков" поменялись флангами, просматривая заднюю полусферу.

- Степанов, видишь гадов? - спросил я у стрелка-радиста.

- Вижу. Их шесть. Целятся на звено Пасынкова, - ответил он.

- Что за самолеты?

- Не определил, какие-то новые.

"Яки" пошли на перерез вражеским истребителям. Завязался бой. Пара самолетов противника все же прорвалась к замыкающему звену "пешек", но атака их была безуспешной. На брюхе вражеских истребителей мы увидели финские опознавательные знаки.

- Да это же "фиаты"! - воскликнул Бородавка, словно обрадовался встрече с врагом.

"Который раз "фиаты" встречают нас в одном и том же месте!" - подумал я. Да, это так. Но и обойти этот район нам никак нельзя: справа и слева берега с вражескими аэродромами. "Фиаты" действуют здесь на предельном радиусе и больше одной-двух атак не делают. Сейчас, потерпев первую неудачу, они тоже больше не приближались к нам.

Мы вышли в заданный район. Раков развернулся и повел группу к югу. Начался поиск противника. Бородавка прильнул к бортовому стеклу кабины и зорко всматривался в темную гладь залива.

- Впереди корабли! - сообщил он.

Действительно, прямо по курсу на нас шел отряд боевых кораблей. "Острый глаз, - подумал я о Бородавке. - Не утратил еще штурманских навыков".

С самолета корабли видны гораздо дальше, чем с кораблей самолеты, поэтому мы не опасались, что противник тоже обнаружил нас.

- Как будем бомбить? С ходу или с разворотом? - спросил штурман.

- Как решит ведущий, - ответил я. - Видите бурун за кормой? Значит, корабли идут прямо на нас. С ходу не выгодно.

Раков сделал небольшой отворот и вывел группу на боевой курс под углом сорок пять градусов к направлению движения цели.

- Как, Давид Данилович, потопим фрицев?

- Постараемся, - ответил Бородавка. - Только выдержи курс и скорость, остальное за мной.

Начали стрелять зенитки. Снаряды рвались выше и сзади нас. Раков выбрал для атаки головной корабль. Косенко, в звене которого шел я, подвернул на сторожевик. Оставалось секунд двадцать до пикирования, как самолеты застыли на боевом курсе. Это самый ответственный момент: штурман загоняет цель в перекрестье прицела. Будем пикировать парами. Посмотрел направо - ведомый рядом. Летит, как по ниточке. Прозвучала команда штурмана - и мы в пике.