Андрей Калиниченко - В небе Балтики

- Значит, летим вместе, - сказал я ему, встретившись на КП.

- Точно, вместе, - с улыбкой отозвался Евгений, на секунду оторвав взгляд от полетной карты. Он готовил необходимые расчеты, ловко орудуя навигационной линейкой, ветрочетом и другими штурманскими принадлежностями.

В эскадрильях в это время шла кропотливая подготовка к вылету. Истосковавшись по хорошей погоде, ребята все делали с подъемом и огоньком.

Точно в условленное время с командного пункта полка поступила команда о запуске. Аэродром наполнился грохотом моторов. К старту со всех сторон рулили самолеты.

И вот мы в воздухе. В строю три эскадрильи пикировщиков, сопровождаемые "яками". Слева от меня - девятка Барского, справа - Колесникова. Штурмовики и топмачтовики идут к цели своими маршрутами.

Пролетая над Шяуляем, я вспомнил о своем стрелке-радисте В. А. Романове. Его похоронили здесь три месяца тому назад, когда я перетянул подбитый самолет через линию фронта и сел на вынужденную. Казалось просто невероятным, что его уже нет и не будет рядом со мной. Сегодня мы летели по тому же маршруту, что и тогда в сентябре. И местность под крылом, кажется, ничуть не изменилась: те же озера, леса, поля и дороги. Местами появились лишь белые островки только что выпавшего снега...

Над Либавой зенитная артиллерия противника встретила нас редкими выстрелами. Город окутан был дымом и пылью. Это наши штурмовики, пришедшие сюда на две минуты раньше, так изрядно потрепали противовоздушную оборону гитлеровцев. Некоторым зениткам они не позволили сделать ни одного выстрела.

Было решено главный удар нанести по торговой гавани, где скопилось наибольшее количество неприятельских транспортов. Помня приказ комдива, я старался как можно компактнее вывести группу на цель. Когда самолеты легли на боевой курс, зенитный огонь усилился. "Видимо, штурмовики отработали и ушли", - невольно подумал я.

Тридцать - сорок секунд предельного напряжения экипажа. Мне нужно как можно точнее выдержать режим полета, а штурману - прицелиться. Ведь "пешка" проходит над самой целью. Именно в эти секунды вражеские зенитки бьют наиболее прицельно. Снаряды рвутся совсем рядом, так и подмывает отвернуть самолет куда-либо в сторону. Но я как бы цементирую нервы и подавляю в себе инстинкт самозащиты.

- Так держать! - слышу команду Кабанова.

"И чего он так долго возится?" - проносится в голове мысль. А зенитки бьют все сильней, самолет то и дело вздрагивает от разрывов.

- Пошел! - доносится громкий голос штурмана. Девятки пикировали, каждая на свою цель. Часть бомб упала на пристань, остальные накрыли большой транспорт.

Через минуту над портом появилась восьмерка топмачтовиков. Выскочив со стороны моря, они вихрем промчались на бреющем и внезапно ударили по транспортам, стоявшим в аванпорту. В небо взметнулись три огромных взрыва. Три фашистских корабля вскоре затонули.

- Командир, в группе Барского нет одного самолета, - доложил Кабанов, когда мы вышли из зоны огня.

"Опять потеря. Кого же теперь не стало?" - спрашивал я себя. Это станет известно только на аэродроме.

После посадки я увидел группу летчиков, окруживших гвардии лейтенанта И. А. Шестакова, который о чем-то оживленно рассказывал.

Увидев меня, он весело воскликнул:

- Здорово мы рубанули их, товарищ гвардии капитан. Оказывается, не так уж страшен черт, как его малюют!

- Хорошо, что ты еще раз убедился в этом, - похвалил я летчика.

- Идем докладывать на КП, - позвал меня Кабанов.

Полет был выполнен успешно. Мы подожгли портовый склад, разрушили причальные сооружения, потопили большой транспорт, на котором находилось около тысячи вражеских солдат и офицеров.

Но даже такие результаты не очень радовали. С задания не вернулся экипаж гвардии старшего лейтенанта Ф. Н. Меняйлова. Он состоял из смелых, опытных и закаленных воинов. Заместителю комэска Ф. Н. Меняйлову, его штурману С. К. Лисову и стрелку-радисту П. Ф. Симоненко не раз приходилось попадать в сложные переплеты, и всегда они находили правильный выход.

Во время январских боев под Ленинградом самолет Меняйлова противник поджег над целью. Летчик посадил горящую машину в тылу врага и через четыре дня привел невредимый экипаж в родной полк. В июле самолет Меняйлова, подбитый над Коткой зенитным снарядом, внезапно свалился в штопор. Положение казалось безнадежным, но летчик почти у самой земли вырвал полуразрушенную "пешку" из штопора. Больше того, он дотянул ее до острова и посадил на аэродром.

И теперь мы надеялись, что Меняйлов со своими друзьями обязательно вернется. Но наши надежды не оправдались.

Заря победы

Ветер с моря

Снова шагаю по знакомым улицам Ленинграда. Не был здесь почти год, с тех самых пор, когда наш полк перелетел на запад вслед за наступающими войсками. Город быстро восстанавливался, следы блокады постепенно исчезали. Чистые улицы оглашались звоном трамваев, гудками автомашин и несмолкаемым говором людей.

В Ленинград я прибыл вместе с экипажем. Нас послали сюда за самолетом, который находился в ремонте. Нужно было проверить его в воздухе и перегнать в полк. Пока механик принимал машину, я решил навестить Клаву Шуянову и узнать последние новости о Николае. Он очень долго лежал в госпитале.

Свернув за угол, я оказался у подъезда дома, в который мы с друзьями нередко наведывались в дни блокады, когда наш полк базировался здесь поблизости. Дверь отворилась, и я увидел Шуянова. В штатском костюме он никак не походил на прежнего лейтенанта с позолоченными погонами. Удивленный моим внезапным появлением, он долго не мог прийти в себя. Молча стоял Николай, одной рукой опираясь на палочку, а другую прижав к груди, будто желая успокоить сердце.

- Ты ли это? - еле слышно произнес он. И после небольшой паузы вдруг громко воскликнул: - Андрюха!

Мы обнялись. Глаза Николая быстро повлажнели, он с трудом сдерживал слезы.

- Не думал застать тебя дома, - сказал я.

- Только вчера из госпиталя, отпустили с сынишкой повидаться.

Шуянов как-то неуверенно сделал шаг и пошатнулся. Я успел поддержать его.

- Никак не привыкну к новому протезу, - подчеркнуто весело произнес Николай. Помолчал немного и совсем другим, глуховатым голосом добавил: Знаешь, почти год прошел с тех пор... А мне кажется, будто все это случилось только вчера.

Сердце мое сжалось от обиды за друга.

- Не думай об этом, - успокоил я его.

- Легко сказать - не думай. А это, - хлопнул он себя по протезу, постоянно ноет и - напоминает мне, кто я.

- Не ты же виноват в этом.

- Я летать хочу! Понимаешь? Летать! - крикнул Николай. - Не могу жить иначе.

- Люди везде нужны, - уклончиво отозвался я. - Но сначала нужно вылечиться.