Георгий Ушаков - По нехоженой земле

Весь день мы шли вдоль ледяной стены. Чаще и чаще попадались айсберги. Сначала они стояли одиночками, потом начали встречаться десятками и, наконец, стали насчитываться сотнями. По высоте они были небольшими и редко превышали 5—6 метров, зато в поперечнике часто достигали 200 метров. Продвигаться в непосредственной близости с ледником стало трудно. Часто попадались трещины. Не теряя из виду ледниковой стены, мы обходили скопления ледяных гор, занимавших прибрежную полосу шириной от 1 до 3 километров. Дальше в море тянулась совершенно ровная полоса льдов, а километрах в 5—8 к востоку виднелись значительные торосы.

Лед на земле, лед на море и белесоватое, холодное, тоже кажущееся ледяным небо. Настоящая ледяная страна. Часто проглядывало сквозь облака солнце. При его появлении обрывы ледника и стенки айсбергов светились чудесным нежно-голубым светом, а на ослепительно белый снег ложились ярко-синие тени.

За весь 15-часовой переход встретили только два клочка обнаженной земли: островок площадью около ¾ километра да выходивший из-под ледника небольшой обрыв берега. Оба они были сложены изверженными породами.

В конце перехода приблизились к большой группе очень крупных айсбергов. Каждый из них поднимался над уровнем морских льдов от 20 до 24 метров. В поперечнике они не превосходили 200 метров, а длина некоторых достигала 350—400 метров. В большинстве они имели совершенно ровную вершину и отвесные стены. Лишь у отдельных айсбергов поверхность была скошенной, и в профиль они представляли вытянутый треугольник. Полоса ледяных великанов далеко протянулась в море. Береговая черта повернула на северо-северо-восток. Впереди лежал какой-то новый неизвестный мыс.

Наш рабочий день кончился. Остановились на отдых. Пятнадцать часов пути сказывались. Одолевала усталость. Перед тем как разбить лагерь решили отдохнуть и выкурить по трубке. Журавлев решил, что покурить будет приятнее наверху соседнего айсберга. Он начал карабкаться по откосу, но, не осилив и половины, кубарем скатился вниз. Охотник сообщил, что недалеко от ледника идет медведь. Забыв об усталости, бросились в погоню. Зверь заметил нас и пустился наутек. Он ловко взбирался на обломки айсбергов, оглядывался на нас и быстро скатывался вниз. Мы пустили вдогонку Ошкуя и Бурого. Скоро потеряли среди айсбергов и собак и медведя. Бежать было трудно: кругом — мелкие трещины, засыпанные снегом. Журавлев, увлеченный охотой, убежал вперед и затерялся среди айсбергов. Опасаясь, как бы с ним чего не случилось, я пошел по следу и только километра через полтора увидел у подошвы высокого айсберга пустую гильзу и кровь на льду. По другую сторону айсберга нашел Журавлева, уже наполовину освежевавшего медведя.

Здесь же мы впервые в этом году увидели белую полярную чайку.

Следующий день был неудачным. Лагерь мы покинули около 17 часов, а через 6 часов оказались вновь на том же самом месте. Не продвинулись вперед ни на шаг. Встреченные препятствия были столь неодолимы, что мы буквально были отброшены назад.

Широкая полоса айсбергов и большое количество трещин в морском льду вблизи ледника уводили нас далеко от береговой черты. Нам не хотелось терять ее из виду. Мы решили попробовать идти по материковому льду. Ну и попробовали...

Уже через полчаса после выхода с бивуака, на пути к ледниковому щиту, пришлось остановиться и добрый километр пути, шаг за шагом, исследовать шестами. Трещины здесь попадались то и дело. Правда, они были неширокими. Но кто мог поручиться, что в одной из них не выкупаешься как следует или не потеряешь сани и собак.

Ощупывая шестами каждый метр снежного покрова, мы, наконец, дошли до склона ледника. Подъем на него в намеченном участке не представлял каких-либо трудностей, и наш караван вскоре оказался на высоте около 100 метров над уровнем морских льдов.

Первое время мы уверенно продвигались к северу, пеленгуя линию обрыва ледника, все время остававшуюся в поле нашего зрения. Потом Журавлев, шедший некоторое время впереди, начал жаловаться на боль в глазах. Я сменил его. Скоро под моими санями то и дело начал оседать снег, но я не придал этому особого значения, сидел на санях, курил и подбадривал собак. Все, казалось, обстояло благополучно, и можно было лишь радоваться, что нашли такой хороший путь.

Вдруг мои собаки остановились. После окрика они попытались отвернуться в сторону, а когда я поднял кнут, они повернулись ко мне, вопросительно посмотрели, наконец, подчинившись новому окрику, рванулись вперед... Послышался глухой шум. Задок саней на мгновение повис в провале. Оглянувшись, я увидел между своими санями и следующей упряжкой темную зияющую пропасть. Ширина ее достигала полутора метров. К счастью, мои собаки, почувствовавшие опасность, успели проскочить сами и выдернуть сани в тот самый момент, как рушился снежный мост.

Снова началось осторожное прощупывание шестами каждого метра снежного покрова. Результаты оказались неутешительными. Шесты то и дело пробивали тонкую корку снега и уходили в пустоту. Местами снежные мосты рушились от одного удара. Впереди трещин было еще больше, ширина их увеличивалась, и, как правило, они простирались поперек нашего пути. Дальше к северу склон ледника становился круче, и трещин там должно было быть не меньше. Стало ясно, что поверхность ледника, казавшаяся снизу отполированной, жестоко нас обманула. Пути к северу здесь не было.

В глубине Земли ледник поднимался еще метров на сто и выглядел гладким. Возможно, что там он и был проходимым. Но мы уже не верили в это. Кроме того, уходя на ледниковый щит в поисках пути к северу, мы неминуемо должны были потерять из виду берег, и его очертания после нашей экспедиции, как и прежде, должны были остаться загадкой. Оставлять за собой на карте Земли пунктирную линию у нас не было никакого желания. Надо было вернуться на морской лед и там искать дальнейшего пути.

Выбраться из густой сети опасных трещин и спуститься с ледника тоже оказалось не простым делом. Это еще больше укрепило нас в решении искать путь в море между скоплениями айсбергов, хотя это и не сулило удовольствий. Около полуночи мы разбили лагерь под той же самой ледяной горой, где ночевали вчера. В довершение наших неудач у Журавлева не на шутку разболелись глаза. Были все признаки заболевания снежной слепотой. Предстояла неминуемая задержка.

До этого, если не считать моего заболевания в самом начале похода, мы продвигались и работали без особых помех. Иногда мешавшие нам легкие метели, туманы и большая облачность казались обычными будничными явлениями. Теперь Северная Земля как бы решила ставить нам преграды. Под влиянием неудач мы острее восприняли и резкую перемену погоды. Надвинулась низкая облачность, подул порывистый северо-восточный ветер и нахлынули полосы густого тумана. Правда, скоро опять заголубело небо, заштилело и в полночь с севера потоком хлынули солнечные лучи.