Иван Людников - Дорога длиною в жизнь

На фронте шириной пятьсот метров наши полки за день упорных боев продвинулись в глубину на двести метров. Совсем немного для обычного театра военных действий, но на Баррикадах эти штурмом отвоеванные метры были особенно дороги. Мы не только лишили противника возможности держать под пулеметным огнем правый берег Волги и получили относительно безопасную коммуникацию с тылами дивизии, но и установили наконец локтевую связь с соседней дивизией, выполнив приказ командарма.

Нетрудно представить нашу радость, когда в трубке полевого телефона прозвучал голос сержанта Кузьминского:

- Говорит Ролик, говорит Ролик. Товарищ Первый, даю связь с соседом. Даю связь! Как меня слышите?

По армейскому проводу в дивизию Горишного, а оттуда через Ролик в наш штаб передали приказ: комдиву 138-й явиться на командный пункт штаба армии.

Пошел берегом Волги. По пути заглянул к связистам Ролика. Выдержав длительную осаду, они чувствуют себя бодро, знают, что наградами их не обойдут, и просят только разрешить смениться на несколько часов, чтобы сбегать на остров Зайцевский и попариться в бане. Я, конечно, разрешил и невольно подумал, что сам бы тоже не отказался от такого удовольствия. Но и комдиву без разрешения начальства нельзя покидать Баррикады. У связистов дождался Титова с Тычинским, и вместе тронулись в путь.

Штаб армии располагался в блиндаже у самой Волги.

Семьдесят дней мы не видели командарма, его помощников, командиров других дивизий, хотя воевали рядом. Такое на войне случается редко. Тем и памятна для нас трогательная встреча после долгой разлуки, что в блиндаже командарма увидели мы дорогих соратников, чьи боевые дела уже заслужили добрую славу в армии и народе. Кроме Чуйкова, Крылова, Гурова и начальника политотдела армии Васильева в блиндаже были все командиры дивизий 62-й армии - Горишный, Соколов, Батюк, Гурьев, Родимцев. Василий Иванович Чуйков пригласил нас к столу, и первую чарку мы выпили за доблестных воинов 138-й дивизии.

- Теперь рассказывай, как жил-воевал, - обратился ко мне Чуйков.

Меня окружали видавшие виды командиры. Их ничем не удивить. Я только сказал, что 138-я била врага без передышки, а потому мы и не заметили, как в разлуке прошла осень и настала зима. Рассказа не получилось.

- Как это у них там все просто! - Василий Иванович с укоризной посмотрел на меня, но тут же его взгляд из-под густых бровей потеплел: - А чего тебе сейчас надобно, полковник? Есть у тебя к нам личная просьба?

- Есть! - поторопился я с ответом, вспомнив беседу с бойцами Ролика. Давно не был в тылах дивизии, надо проверить свое хозяйство, а заодно наведаться в баню. Имею я право хоть раз за три месяца попариться в бане? Чтобы с веником, с жаром...

Николай Иванович Крылов поддержал мою просьбу, заверив Чуйкова, что подполковник Шуба заменит меня до вечера следующего дня.

Из штаба армии я направился на левый берег Волги. Отменно попарившись, крепко проспал всю ночь. Даже боль в желудке, донимавшая меня на Баррикадах, на сей раз не давала о себе знать. Хорошо отдохнув, утром направился к артиллеристам.

Пехотинцы на переднем крае не раз поминали добрым словом пушкарей и минометчиков. Теперь была возможность лично поблагодарить мастеров меткого огня. От батареи к батарее сопровождал меня командир артиллерийского полка майор Соколов. Перед выстроившимся расчетом одного из орудий он остановился, скомандовал:

- Федоровы, ко мне!

Не торопясь, но широким шагом к нам подошли два рослых артиллериста молодой и уже в летах.

- Командир орудия сержант Федоров Петр явился по вашему приказанию! доложил младший.

- Заряжающий - ефрейтор Федоров Василий! - представился старший.

Майор Соколов не без гордости пояснил:

- Отец и сын. Сын командует, отец подчиняется.

И тут, к досаде майора, получился конфуз. Старший Федоров обратился ко мне с просьбой перевести его в другой расчет. Косясь на сына, стал жаловаться:

- Служба службой, но уж больно суров сержант. Со всех один спрос, а с меня - вдвойне. Кому и втерпеж, а мне - никак.

Хотя я и сказал старому солдату, что с таким вопросом он должен обратиться к командиру огневого взвода, однако, оставшись наедине с майором, посоветовал пойти навстречу заряжающему. Неудобно, видно, отцу подчиняться сыну...

Я снова встретился с артиллеристами Федоровыми, вручая им награды после боев в Сталинграде. Представляя награжденных, майор Соколов опять с гордостью докладывал:

- Отец и сын. Сын командует, отец подчиняется.

Старший Федоров виновато улыбнулся. Его, оказывается, перевели в другой расчет, но там, по разумению бывалого солдата, и порядок оказался не тот, и сноровка в стрельбе иная, непривычная. Помаялся Василий Федоров, покаялся перед командиром взвода и снова попросился в расчет к сыну.

- А кто командовал в бою, за который награду получаете? - спросил я заряжающего.

- Сын командовал, сержант Федоров Петр.

- Значит, служить вам в одном расчете до самой победы. Тогда уж распрощаетесь с пушкой и вернетесь домой...

- Вот-вот! Дома я ему субординацию покажу! - пригрозил Федоров-старший.

От артиллеристов я поехал в подразделения тыла и, когда стемнело, по льду Денежной Воложки вернулся в штаб дивизии.

Голод царит в стане врага.

Кольцо окружения неумолимо сжимается. Послушный фюреру, Паулюс не принял условий капитуляции, предложенных советским командованием. За это расплачиваются теперь его солдаты. 6-я армия окружена. Вашей вины, солдаты, в этом нет. Начав так приказ войскам, Паулюс не назвал истинных виновников катастрофы, на которую обречена его армия да и он сам. Заканчивался приказ воззванием: Держитесь! Фюрер выручит вас!

Об этом приказе мы узнали позже. Авантюра Гитлера и его генералов с деблокированием, 6-й немецкой армии, их тщетные усилия снабжать окруженных боеприпасами и продовольствием по воздуху - все это тоже стало известно гораздо позже. Но под Калачом, где сомкнулось кольцо окружения, аукнулось, а над Волгой, на Баррикадах и на других участках нашей армии, откликнулось.

Плененный разведчиком Николаем Петуховым немецкий солдат Гесс из пулеметной роты сообщил, что их командир капитан Ньютман отдал приказ без команды не стрелять и резко сократил норму патронов на каждый пулемет. Поступали к нам и другие сведения, наглядно показывавшие, какое влияние на противника, оборонявшего Баррикады, оказывают сокрушительные удары советских армий по сталинградскому котлу.

Разведчик Александр Пономарев доставил в штаб дивизии пленного, весь вид которого мог служить убедительной иллюстрацией к тезису Гитлер капут. На ногах у гитлеровца - что-то напоминающее огромные валенки на деревянных подошвах. Из-за голенищ вылезают пучки соломы. На голове поверх грязного ситцевого платка - дырявый шерстяной подшлемник. Поверх мундира - женская кацавейка, а из-под нее торчит лошадиное копыто. Придерживая левой рукой драгоценную ношу, пленный козырял каждому советскому солдату и звучно выкрикивал: Гитлер капут!