Готтлоб Бидерман - В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945

Внезапно нас еще раз вынудила нырнуть в укрытие «рата», которая неожиданно начала снижаться над нами с высоты низко зависшей гряды облаков, а два приближавшихся силуэта с трудом добрались до укрытия за стеной одной из глиняных изб, стоявших на краю села. Самолет, набирая высоту, выпустил пулеметную очередь по селу и исчез в серых грозовых тучах так же быстро, как и появился.

Спустя несколько мгновений те двое вновь появились в поле зрения — они проходили мимо наших позиций. Они медленно двигались по топи, один шел вплотную позади другого, в тишине явственно слышались ругательства. Идущий сзади человек повесил карабин на плечо и обеими руками поддерживал стенки бидона, пытаясь спасти оставшуюся часть дневного рациона. Стальной бидон был аккуратно продырявлен пулей, выпущенной из бортового пулемета самолета. Пуля прошла сквозь стенки бидона, и горячее содержимое двумя струйками стекало на землю. Обходя в вечерних сумерках воронки от снарядов, они шли, петляя, по топкой и разбитой снарядами земле по направлению к ожидавшим их на артиллерийских позициях солдатам. Все еще ругаясь и костеря «раты» и Иванов, они медленно, спотыкаясь, ковыляли вперед, направляясь к конечному пункту назначения. Суп, предназначенный для артиллерийской батареи, пришлось в ту ночь жестко экономить, но, как бы ни было его мало, все равно предпочтение отдавали ему, а не однообразному «железному пайку», которым мы зачастую вынуждены были довольствоваться на марше, состоявшему из колбасы и черствого хлеба.

Вечером 9 августа нас кормили жарким из свинины, которое доставили на передовую посыльные с полевой кухни, и на следующее утро нам вновь приказали развернуться в боевой порядок и двигаться вперед. Противник попытался двинуть бронетанковые части через сектор, который удерживала соседняя дивизия, и частям 68-й и нашей 132-й пехотной дивизии было приказано укрепить этот сектор.

Поход был назначен на 8.00. Готовясь к переброске, мы получили кофе и «шмальцброт». Несмотря на то что воздух был пропитан тошнотворным смрадом, издаваемым дохлой лошадью, лежащей на краю дороги, мы получили удовольствие, поев в первый раз после того, как нас кормили жарким из свинины вечером предыдущего дня. Во время короткого привала над нами пролетел отряд «штук», и нам было видно, как распадались их звенья и самолеты, словно хищные птицы, пикировали на невидимую добычу. Вой сирен, установленных на самолетах, сеял панику и смятение в рядах противника, когда «штуки» бросали бомбы в колонны русских танков и скопления войск, находящиеся вне поля нашею зрения, за рельефом местности. Облака черного дыма поднимались в недвижимом воздухе к небу, указывая на местоположение тех танков и машин, которые стали жертвами пикирующих бомбардировщиков.

Вскоре русские нанесли ответный удар, совершив свои налеты. Не имея времени подготовить окопы, мы в поисках укрытия бросались в неглубокие ложбины в земле. Но самолеты противника просто прошли мимо нас. За нашей спиной несколько бомб упали возле пункта сбора раненых. Обошлось без потерь.

12 августа наши летчики сбросили артиллерийские боеприпасы в расположении наших батарей в тылу. Артиллерийские подразделения вели непрерывный огонь, отбивая форсированные атаки русских в течение предыдущего дня, а воздушная разведка донесла, что русские отводят свои войска на восток, переходя Днепр возле Канева. Наши подразделения продолжали, атакуя, наседать, но сопротивление врага ожесточилось, и мы захватили небольшую территорию.

Мое орудие расположилось возле железнодорожной насыпи для защиты железнодорожных путей, идущих в направлении Канева через Днепр. Весь день на передовой в нашем секторе было тихо, и я вместе с Гартманом отправился на рекогносцировку нашего участка.

За железнодорожным полотном, двигаясь в восточном направлении вдоль опушки небольшой рощи, мы внезапно оказались лицом к лицу с дулом пулемета «максим», расстояние до которого не составляло и десяти метров. Скрытая тенью низких ветвей, залитая кровью неподвижная фигура человека в форме цвета хаки свешивалась с пулемета, как будто отдыхая.

Тихо снимая автоматы с предохранителей, мы осторожно приблизились, осматривая развернувшуюся перед нами картину. Мы обнаружили группу мертвых русских солдат, около тридцати человек, лежавших неровной линией вплотную друг к другу вдоль железнодорожной насыпи. Судя по положению их тел, во время боя, происходившего накануне, взвод попал под очередь фланкирующего огня, выпущенную из пулемета танка или самолета, которая мгновенно убила или ранила всех.

Я медленно пробрался вперед, чтобы осмотреть один из трупов, и увидел, что безжизненная рука одного убитого все еще сжимает открытый индивидуальный пакет с бинтом. Тяжело раненный русский тщетно пытался перевязать рану, но, не сумев остановить кровотечение, медленно умер там, где теперь лежал. Его гимнастерка, расстегнутая до пояса, почернела от засохшей крови, которая текла из смертельной раны. Я отвел взгляд от этого человека и задержал его на теле, на котором была надета форма с петлицами сержанта. Сержант сжимал в руке одно из колес «максима». Его невидящие глаза были устремлены вперед, на пулеметную ленту, на то место, где она входила в патронник пулемета. Еще один сжимал винтовку в холодных кулаках. Его голова покоилась на земле, он как будто спал. Его каска оливкового цвета была застегнута под подбородком.

Гартман тихо шел за мной. Он медленно подошел еще к двум русским, лежавшим вплотную друг к другу, бок о бок. Один из них положил руку на другого в последнем объятии, словно пытаясь подбодрить умирающего товарища. Когда Гартман приблизился, поднялся рой мух, как будто протестуя и нарушая мертвенное молчание, и я подался вперед, чтобы вместе с Гартманом увидеть ужасающее зрелище.

Молча ступая по земле, где произошла кровавая бойня, Гартман внезапно повернулся и скользнул мимо меня, направляясь туда, откуда мы пришли. Тщательно избегая взглядов убитых, я быстро последовал его примеру.

В этой обители мертвых лишь деревья, неподвижные и безмолвные, казались выжившими свидетелями произошедшей здесь, на лесной поляне, никем не видимой схватки. Несмотря на то что неоднократно воочию видел смерть за последние несколько месяцев, я, сам того не сознавая, до сих пор оставался новичком, не изведав настоящей жестокости и ужасов войны. Тогда я и представить себе не мог, что в последующие месяцы и годы я стану нечувствителен к смерти на поле боя и что подобные зрелища станут обычными для всех нас. В предстоящие месяцы наша реакция на чью-то смерть, с которой мы столкнемся, станет огрубелой, и мы будем воспринимать смерть как нечто неизбежное. Мы станем обыскивать трупы в поисках документов, подбирать оружие и снаряжение с тем, чтобы самим их использовать. Но на том раннем этапе нашего боевого крещения нас все еще обременяли наивные мысли о сострадании к погибшим и отвращение к физическому контакту с окровавленными и растерзанными телами, лежавшими на земле там, где они пали.