Леонид Порохня - ЧайфStory

В девятом часу утра 1 августа 1997 года на улицу Abbey Road, что в Лондоне, Великобритания, выгрузились из микроавтобуса молодые, как они до сих пор считают, люди. Потоптались, поозирались. Они стояли перед студией звукозаписи, где некогда прошлась перед фотографом ливерпульская четверка, а потом ходили разные другие люди; ну так грех было бы и членам группы «Чайф» не пройтись на том же месте. Вопрос заключался в том, где это место — при ближайшем рассмотрении улица оказалась перекрестком, даже небольшой площадью, еще и с памятником посредине. Улиц три, все с пешеходными шашечками, все похожие. Поспорили, сошлись на одной; Шахрин ее долго через видеокамеру рассматривал, потом сказал: «Тут должен «жук» стоять, а остальные машины надо разогнать, чтоб картинку не портили». Действительно, вместо белого «Фольксвагена» стояла «Тойота» и портила аутентичность изображения. Стали спорить, в какую сторону переходить…

Выглядели наши ребята весьма смущенно, что и немудрено: трудно поверить, что стоишь на АЬЬеу Поаа, почти на конверте грампластинки, которую трепетно разглядывал лет двадцать пять назад… Еще потоптались, Шахрин неуверенно пробубнил: «Сейчас отдельный будет номер», — тронулись через дорогу. Законопослушные английские водители стояли и мирно ждали, когда четверо бодрящихся русских перешагают на ту сторону, но чайфы не были бы чайфами, если бы этим и ограничились — тут же развернулись, дернули обратно бегом и на корточках. Чем создали посреди Abbey Road аварийную ситуацию. Потом переключились на каменный забор с табличкой, строго-настрого запрещающей на этом заборе писать. Естественно, беленький забор и асфальт под ним были плотно покрыты надписями; российского происхождения оказалась одна, жалкая и почему-то на английском языке. Дабы несправедливость исправить, Шахрин вывел черным маркером поверх полу закрашенной надписи «Cream» свое родное: «Чайф 01.08.97». Рамочкой обвел, и все с таким видом, будто это не он хулиганит, слова на заборе пишет. На случай, если появится какой-нибудь блюститель порядка… Наконец Володя отшатнулся от колонны, зазвенел звонок, возвещающий не то об открытии самой студии Abbey Road, куда «Чайф» и приехал, не то просто сигнализация в соседнем магазине сработала, но все приосанились, приуготовляясь ко входу в святая святых мировой звукозаписи… И в этот момент звукорежиссер Елизаров Вова, который все еще с удовлетворением созерцал содеянное на заборе, произнес: — Ну вот, Киса и Ося были тут…

Большие события не происходят сами по себе, чаще всего им предшествуют события маленькие, даже микроскопические; ими все начинается, а потом катится, катится… Малозаметный, но самый непосредственный толчок к появлению группы «Чайф» приключился в тот момент, когда Вова Шахрин впервые услышал «Аквариум». Альбом «Треугольник». В субботу. Зимой 83-го. А рано утром отправился на Шувакиш.

Шувакиш — это крохотная станция в лесу, там в начале восьмидесятых ютилась свердловская толкучка, где среди верхней одежды и нижнего белья, между обувью и парфюмерией толклись любители музыки — нечто вроде ссылки, в которую щепетильные коммунисты сплавили из города уральских любителей частной торговли и свободных искусств. Поездка на «тучу» было дело трудное, отчасти даже спортивное, нужно было долго трястись в переполненной электричке, чтобы на лютом морозе в окружении сосен, старушек и оперов предаваться извлечению прибыли или обмену виниловых пластинок.

Итак, утром после прослушивания «Треугольника» Шахрин стоял на железнодорожной площадке «ВИЗ» с компанией малознакомых дискоманов, ждал электричку. А причудливое творение изощренного питерского гения за ночь в Володиной голове обосновалось и настойчиво просилось наружу. Шахрин стал рассказывать про «Треугольник» попутчикам. Из попутчиков кто-то что-то про «Аквариум» слышал, но Шахрин оказался первым, кто слышал сам «Аквариум». Рассказывать было сложно, поскольку словом и жестом музыку и вообще-то передать трудно, а «Треугольник» — и подавно. Тогда Шахрин стал петь. Он пел «Треугольник» на площадке «ВИЗ», пел в электричке, пел на толкучке… Оказалось, странный альбом сам собою выучился наизусть…

Среди попутчиков случился паренек, Олег Решетников, его это пение «здорово зацепило. Потом мы шли домой с электрички, жили-то рядом, стали по дороге трепаться, и выяснилось, что и человек-то Володя хороший» (Решетников). Олег Шахрина знал поверхностно, встречались пару раз по пластиночным делам, болтали и разбегались. Во всяком случае, для Решетникова только в то воскресенье стало ясно, что Шахрин, оказывается, «человек хороший». Да еще и увлеченный русским роком…

Вот и все событие. Группа мечтателей о группе Следствие оно имело вот какое: про поющего Шахрина Решетников рассказал Вадику Кукушкину.

Этим двоим, Олегу и Вадику, было по семнадцать лет, были они друзья, одноклассники, и была у них группа. То есть на самом деле группы не было, но они о ней мечтали. Ребята бредили музыкой, бредили наяву и весьма энергично. Лидировал Кукушкин, мальчик развитой, интеллектуальный, но немузыкальный. «Тогда Вадик учился в школе, сочинял сюрреалистические стишки и рассказики, — вспоминает Шахрин, — такой «Маяковский в желтой кофте», помноженный на четыре».

А поскольку в те времена любое неформальное творчество мыслилось не иначе как творчество музыкальное, Вадик все надежды связывал с будущей группой, которую и пытался организовать методом фантазий в компании двух одноклассников. «Это была школьная группа, которая никогда инструментов не видела и не представляла, как на них играть, — вспоминает Решетников. — Мы разговоры разговаривали». Придумывали будущие костюмы для будущих выступлений, роли между собой распределяли, решали, кто на чем играть будет… «Вадик себе забрал клавишные, еще один друг забрал бас-гитару, а мне сказали: будешь на барабанах играть… Надо барабанщика — буду барабанщиком, я не брыкался, мне что барабаны, что панк-труба — все было пополам. Где-то полгода проговорили, и третий разговорщик ушел, мы вдвоем остались» (Решетников).

Продолжали фантазировать. А Решетников после восьмого класса во исполнение поручения стать барабанщиком поступил в музыкальное училище.

(физиономия)

Невысокий, длинноволосый, с умным, ироничным, всегда чуть отстраненным взглядом, Олег являл собою тип молодого человека, который всегда и принципиально «сам по себе». «Олег — очень закрытый человек, он всегда был очень закрытый, про него невозможно что-то определенное сказать» (Кукушкин).