Нина Барановская - По дороге в Рай... ...или Беглые заметки о жизни и творчестве Константина Кинчева...

Ребятки пьянствовали всю дорогу. И довели шофера автобуса до бешенства настойчивыми требованиями остановить автобус то у пивного ларька, то по другой нужде. Требования предъявлялись в форме категоричной и безапелляционной, сопровождались матерщиной и гортанными выкриками, а то и угрозами.

В конце концов шофер тормознул у пункта ГАИ и отказался наотрез ехать дальше. Еле-еле удалось разобраться с милицией и продолжить путь.

Тогда у меня не было еще большого опыта совместных путешествий с нашими рокерами. И я, конечно, издергалась.

Спустя несколько месяцев мы возвращались вместе с Шевчуком и компанией из Симферополя. И когда у трапа нас уже ждала ПМГ, так как бортпроводницы обессилели за время полета в борьбе с неистовыми музыкантами, я была почти спокойна. Я их – бортпроводниц – понимала. Кого обрадует, если в салоне в наглую курят, а на требования прекратить безобразия, не выпуская сигарету из зубов и пуская дым чуть ли не в лицо, отвечают: "А кто курит-то? кто?", когда пьют портвейн в открытую, когда ноги закидывают на подголовник впереди сидящего соседа и в ответ на его, соседа, возмущение на чистом немецком, поскольку сосед – турист из ФРГ, неделикатно напоминают ему про Сталинград и 1945 год. Кого все это обрадует?

Поэтому я безропотно проследовала с орлами-музыкантами в отделение милиции в аэропорту и терпеливо, пока составляпи протокол, выслушивала завывания Юры Шевчука, который с душевной болью костерил ментов: "Я летел в этом железном гробу, в этом ИЛе, я летел на родную землю из Крыма, где словом и делом поддерживал перестройку, я артист, я рисковал... э-э... я жизнью... рисковал... летел... а вы..." Ну и так далее.

Я не упала в обморок, когда лейтенант показал мне "объяснительную" Андрюши Васильева, гитариста "ДДТ". Из записки явствовало, что он, гражданин Васильев, "взлетел в г. Симферополе после чего совершил приземление в г. Ленинграде". И все. Под сим шедевром стояла подпись: прапорщик Васильев. Для пущей убедительности он подтверждал свое звание изустно. "Козлы,– кричал он,– я сам прапорщик".

Но у меня уже был ба-альшой опыт. Поэтому я дождалась, пока составят протокол. Заплатила за троих (третьим был Шаталин – гитарист "Алисы") штраф и поехала домой, где ждал меня гнев моих родных, встречавших и в силу перечисленных обстоятельств не встретивших меня в аэропорту.

А тогда в столице Эстонии я была еще "необстрелянной". Короче говоря, измотанная, с нервами на последнем пределе, в 11 вечера прибыла я в милой компании в Таллинн. И тут же на меня вылили новый ушат.

Администрация концертного комплекса Линна Халле с крайним возмущением рассказала, что "Алиса" и "Обьект", приехавшие в 10 вечера, незадолго перед нами (напоминаю: выехали они из Питера в 10 утра, на 5 часов раньше, чем мы), устроили возле гостиницы страшный скандал, что ДДТ-шников, которые должны были расселиться в лучшей гостинице города "Олимпия", придется селить во второразрядную "Ранна" и что вообще у них "нет слов".

Так все и было. Но тут важны все детали и обстоятельства. А дело вот в чем.

По какому-то только ей ведомому принципу (думаю, по принципу "особой крутости") администрация решила поселить в "Олимпии" "Телевизор", "Алису", "ДДТ" и "Наутилус Помпилиус", а "Объект насмешек" и "Авиа" отправить на окраину, в гостиницу "Ранна".

Рикошет, лидер "Объекта", как мне потом рассказали, возле "Олимпии" выскочил из автобуса и побежал по трамвайным путям. Куда? А кто же его знает! Но не в ленинград, это точно. Таким образам он заявил протест по поводу отторжения его от другана Кинчева и выдворения в захудалую гостиницу. Кинчев в свою очередь заявил администрации, что если его не поселят вместе с друганом Рикошетом, то "Алиса" ва-аще играть не будет. А приехали они к ночи только потому, что шофер им попался сговорчивый, не в пример нашему, и у каждого пивного ларька останавливал автобус.

Поэтому, когда Кинчев предстал пред ясными очами работника Таллиннского ДКиС Марины Добровицкой, то в некотором нетерпении вместо "здравствуйте" (тут она не погрешила против истины) действительно прорычал: "Где тут туалет у вас?"... Пиво, знаете ли...

К счастью, Шевчук уже успел сменить дорожный скандальный азарт на голубиную кротость, сказал, что ему все равно, где жить, и поехал со своей командой в "Ранна".

– Какой скромный, как сразу видно интеллигентного человека,– умилились работницы Линна Халле.

– Дд-да, к-к-конечно, – ответила я. Ведь они не ехали с Шевчуком восемь часов, как я...

Первое, что меня спросила дежурная по этажу, когда я брала ключи от гостиничного номера: "Где вы их таких берете?" В глазах был неподдельный ужас. Еще бы. "Олимпия" – отель высшего класса, интуристовский, а тут вдруг такая публика. Ладно бы сами музыканты, но за ними увязалась еще и тусовка – "гребни" на голове, цепи, феньки ну и тому подобное.

Каждый вечер работники гостиницы обещапи вызвать милицию и всех выселить. Потому что в Таллинне в 1987 году проблем со спиртным не было. Правда, один из представителей рок-клубовской администрации Витапик Калманов по приезде утверждал, что "водка у них – дерьмо, всего 27 градусов". Через пару дней я увидела его на одной из глухих улиц Таллинна. Он почему-то сидел на верхушке телеграфного столба, обхватив этот столб слабеющими ногами, и, увидев меня, нетвердо как-то произнес:

– Слушай, вс-сего 27... г-г-р-радусов...

Кроме изобилия в магазинах, на 14-м этаже отеля был винный бар, имевший два достоинства в глазах рокерской братии – умеренные цены и начало работы в 10 утра. В этом баре происходило нечто странное: все занимали друг у друга деньги, чтобы выпить. Странно не то, что денег ни у кого не было. Это как раз в то время было нормой. Странно то, что денег ни у кого не было, но в долг давали все и всем и занимали все и у всех, на эти деньги и пили. Что-то там было неладно с законом сохранения вещества. Постоянно нечто возникало из ничего...

В один из вечеров меня вызвали из номера по просьбе дежурной по этажу. Я увидела занятную сцену. Пожилая дама, всей спиной вжавшаяся в стенку, повторяла одну фразу:

– Ночью петь нельзя. Нельзя, я вызываю милицию...

Она протянула руку к телефону, но тут Кинчев, стоявший рядом с ее столом в окружении друзей, вдруг пал на колени и стал горячо, восторженно сверкая глазами, с невероятным пафосом говорить:

– Такая женщина этого не сделает!

– Сделаю!- отрезала она.

– Не сделаете, – с дрожью в голосе, с надрывом и тоской произнес Кинчев. – У вас такие глаза... дабрые... позвольте, я руку вам поцелую... позвольте... – перешел он уже почти на шепот.

- Не-е-ет!!! – заорала вдруг тетенька и совсем впечаталась в стену спиной, подавшись всем телом назад, подальше от "соблазнителя".

– Что ж... – с нотками последнего отчаяния и скорби прошептал Кинчев, – ...что ж, тогда хоть столик ваш я поцелую. – И действительно припал губами к полированной крышке стола...