Брайан Бойд - Владимир Набоков: русские годы

Хотя истинная жизнь Сирина-писателя начиналась, когда он оставался наедине с собой, он по-прежнему работал с соавторами. В середине февраля возникло литературно-издательское объединение «Арзамас», названное так в память о кружке поэтов и критиков, в который входил лицеист Пушкин. В числе немногих членов объединения были Айхенвальд, Лукаш и Сирин. Через неделю в Кенигсберге состоялась премьера балета Лукаша — Сирина — Илюхина «Кавалер лунного света», прошедшая с большим успехом 74 74 Руль, 1925, 18 и 27 февраля. . Иногда его творческое затворничество нарушали дела актерские, вносившие в его жизнь разнообразие, в котором он едва ли нуждался. 12 марта, например, он уехал из города в семь утра сниматься статистом в каком-то фильме, возвратился домой в пять часов вечера с десятью долларами в кармане, жирным гримом на лбу и ослепительным светом юпитеров в глазах; до восьми часов он занимался с учениками, после чего репетировал пантомиму «Балаган», которую ставила начинающий режиссер Лидия Рындина, жена сиринского знакомого Сергея Кречетова. Когда пять дней спустя пантомиму сыграли перед членами Литературно-художественного клуба, ее разругали в пух и прах. Юрия Офросимова, режиссера и театрального критика, особенно возмутило то, что постановщица, очевидно, совершенно незнакомая с азбучными основами пантомимы, тратила время талантливых людей, которое они могли бы с большей пользой посвятить собственному творчеству 75 75 Письмо ВН к ЕИН от 18 марта 1925; Руль, 1925, 17 марта. .

Накануне третьей годовщины смерти отца Набоков написал матери, что он собирается провести целый день на Тегельском кладбище:

Вот прошло три года — и каждая мелочь, относящаяся к папочке, все так же жива во мне. Я так уверен, моя Любовь, что мы еще увидим его, — в неожиданном, но совсем естественном раю, в стране, где все — сиянье и все — прелесть. Он войдет к нам, в нашу общую свежую вечность, слегка подняв плечи, как бывало, — и мы без удивленья поцелуем родимое пятнышко на его руке. Ты должна жить в предчувствии этого нежного часа, моя Любовь, и никогда не поддаваться соблазну отчаянья. Все вернется… 76 76 Письмо ВН к ЕИН от 27 марта 1925.

15 апреля 1925 года Владимир Набоков и Вера Слоним сочетались браком в берлинской мэрии. Они не хотели привлекать внимания к этому событию и пригласили двух дальних знакомых. Когда после окончания церемонии они покидали Ратхаус, толстый швейцар, мечтая о чаевых, поздравил новобрачных. Набоков ничего не ответил, и тогда один из свидетелей, «настоящий немец», попытался намекнуть на требования этикета: «Он вас поздравил». Набоков сказал: «Как это мило». «Мы просто прошли мимо. У меня не было ни копейки в кармане! Полагалось заплатить определенную сумму. Мы и заплатили. Больше у нас денег не было» 77 77 Field, Life, 180–181; ср. ЗЛ. .

Когда в тот же вечер Владимир обедал у Слонимов, Вера обронила: «Кстати, мы сегодня утром поженились» 78 78 Интервью ББ с ЕС, 1982, ноябрь. . Остальные могли узнать об этом из отпечатанной в типографии карточки: двое русских в Германии сообщали по-французски о своем бракосочетании и указывали дату по старому и новому стилю:

Monsieur Vladimir Nabokoff

Mademoiselle Véra Slonim

mariés le 2/15 Avril 1925

Berlin, 13, Luitpoldstrasse 79 79 АВН.

Больше года назад Набоков написал Вере из Праги, что видел сон, как будто он играет на пианино, а она переворачивает ему ноты 80 80 Письмо ВН к Вере Слоним от 13 января 1924. . В реальности Вера Набокова сделала для искусства мужа много больше. Шестьдесят лет спустя она продолжала транспонировать его произведения для других инструментов, других языков.

Эмиграция для Владимира и Веры была чередой наемных комнат. За несколько месяцев до Вериного замужества ее родители переехали из просторной квартиры в более скромную, а сама Вера с кузиной Анной Фейгиной сняла две комнаты у немецкой семьи на втором этаже дома № 13 по Луитпольдштрассе в районе Шенеберг. Поскольку Анна Фейгина в конце апреля 1925 года уезжала в Лейпциг, молодые почти две недели после свадьбы продолжали жить врозь, дожидаясь, пока Владимир получит в наследство ее комнату 1 1 Интервью ББ с ВеН, декабрь 1981, сентябрь и ноябрь 1982, декабрь 1984; письмо ВеН к ББ от 27 августа 1986. . В течение почти всей своей совместной жизни Набоковы спали в разных комнатах. Подобно одному из своих героев, Вадиму Вадимычу, Набоков страдал бессонницей, «предпочитая (из принципа и по склонности) спать в одиночестве» и в годы эмиграции часто ночи напролет курил и работал за письменным столом 2 2 СА, 144. .

К работе над «Машенькой», как вспоминал Набоков десятилетия спустя, он приступил весной 1925 года. Ранее в том же году он отказался от первоначального замысла романа «Счастье», но передал его название своему новому роману, который сохранял его еще на стадии исправленного черновика, и лишь в беловике Набоков окрестил его «Машенькой» 3 3 DS, 82; Магу, IX («начал… вскоре после свадьбы»); SO, 191 («женился… в разгар работы над моим первым русским романом»); Машенька. Рукопись, LCNA. . Судя по рукописям Набокова и его письмам матери, писать «Машеньку» он начал только осенью, хотя, возможно, задумал ее несколько раньше. Вскоре после свадьбы он напечатал работу совершенно иного масштаба — «загадку перекрестных слов». Седьмое слово по горизонтали — некое учреждение (ГПУ); четырнадцатое по вертикали — то, что сделают большевики (исчезнут). Английское слово «кроссворд» не имело соответствующего эквивалента в русском языке, и Набоков изобрел слово «крестословица», вошедшее в обиход среди русских эмигрантов. В стране ГПУ, где слово «крест» было табу, «кроссворд» одержал верх 4 4 Руль, 1925,19 апреля; ПГ, 561; письмо ВН к ГС от 3 февраля 1931, Hoover; письмо С. Карлинского к ББ от 10 сентября 1987. В эмигрантской прессе «крестословица», как мне удалось обнаружить, впервые упоминается в «Нашем мире» — еженедельном приложении к газете «Руль», где печатался Набоков, почти за шесть месяцев до того, как это слово стало встречаться и в других газетах. .

На протяжении 1925-го и вплоть до осени 1926 года Набоков выступал в роли учителя и наставника сына богатых евреев-эмигрантов из России. В семь утра он вставал «с точностью швейцарских часов», чтобы в семь тридцать уже быть у Александра Зака, семнадцатилетнего юноши, умного, но слишком робкого, чтобы блистать в гимназии. Примерно до половины двенадцатого Набоков занимался с ним английским, гимнастикой, теннисом и боксом. Между ними царило полное согласие, и Набоков стал для Зака «школой одного учителя». Во второй половине дня Владимир обычно давал частные уроки английского или французского, разъезжая на автобусе или трамвае от одного ученика к другому — от девушек, строивших ему глазки, к бизнесменам, пытавшимся растянуть урок сверх того времени, за которое они платили. Он подсчитал, что в годы европейской эмиграции у него было 85 постоянных учеников.