Галина Гудкова - Будут жить !

Следом за старшим лейтенантом втиснулась в крохотный блиндажик наблюдательного пункта. Там, спиной ко мне, прильнув к смотровой щели, прижимая к уху телефонную трубку, срывая голос командами, сидел человек в шинели с капитанскими погонами. Я видела только его спину, перекрещенную ремнями походного снаряжения, и коротко стриженный, узкий мальчишеский затылок.

Старший лейтенант смотрел вопросительно и требовательно. Я прокричала свое звание и фамилию, прокричала о своем назначении. Человек в шинели с капитанскими погонами на миг обернулся. У него было молодое, худощавое лицо с немигающими глазами, с острым взглядом. Впрочем, через мгновение он снова прильнул к смотровой щели, к телефону.

- Выбрали в штадиве времечко послать вас! - крикнул старший лейтенант и протянул широченную ручищу: - Макагон. Замполит. Комбату не до вас. Ждите!

Ждать пришлось больше часа, пока атакующие роты не начали по приказу комбата отход. А время ожидания, время бездействия - самое тяжелое время...

Наконец командир батальона оторвался от смотровой щели, обернулся, выслушал мой доклад, закурил. Фамилия комбата была Юрков, имя-отчество Борис Павлович. Выяснилось, он и сам-то в батальоне третий день, прибыл из госпиталя, а ранен под Сталинградом, где командовал ротой курсантов Краснодарского пехотного училища.

- Капитан принял командование во время боя, - добавил старший лейтенант Макагон.

Командир батальона и замполит выглядели очень молодыми, но сильно разнились внешностью: комбат худощав, быстр, резок в словах и движениях, замполит плотен, нетороплив, даже медлителен.

Меня, естественно, интересовало медицинское обеспечение батальона. Юрков махнул рукой: во всех ротах, кроме третьей, санинструкторы выбыли из строя. Надо бы хуже, да некуда...

- Поутихнет - организуйте эвакуацию раненых, - приказал Юрков. - В помощь санитарам каждая рота выделит носильщиков.

Макагон подсказал: медпункт можно организовать в соседней балочке, там никого нет, обстреливают балочку редко.

- Только в ничейную зону не суйтесь, - грубовато предупредил Юрков. Нам врач нужен живой!

Конец его фразы заглушил близкий разрыв снаряда.

При разведке боем понесла большие потери 1-я рота старшего лейтенанта Н. М. Ивченко. В сопровождении выделенного бойца я и направилась в эту роту. Вернее, поползла.

Ивченко, русый, светлоглазый, с темным, в пыли и копоти лицом, оборудовал командный пункт в воронке от авиабомбы. В обращенном к противнику скате воронки - укрытие, рядом "лисьи норы" для связистов. Командир роты сказал, что многих раненых вытащили, уложили в траншеи и щели.

Пошла по траншеям. Продвигаться приходилось с осторожностью, чтобы не потревожить тяжелораненых. У иных забинтованы головы, у других - грудь, у третьих - руки и ноги. Некоторые повязки пропитались кровью... Люди стонут... А легкораненые возбуждены: смертельная опасность пережита, осталась позади, скоро лечение в медсанбате. И сладок им сейчас горький табачок!

Перевязки, уже сделанные большинству раненых, оказались вполне сносными, хотя делали их не профессионалы, а свои же товарищи. Я лишь подбинтовала раненного в живот да нескольким бойцам наложила шины на руки и ноги, поскольку у них были ранения с повреждением костей. Находившиеся в сознании тяжелораненые глядели на меня с надеждой, спрашивали, когда их эвакуируют.

- Скоро, миленькие, скоро! - обещала я, указывая сопровождавшим санитарам и носильщикам, кого эвакуировать с переднего края в первую очередь.

После обхода траншей и щелей поползла с ординарцем Ивченко в "ничейную зону": убедиться, что раненых там не осталось. Скажу честно, ползать по "ничейной зоне" было жутковато - гитлеровцы вели пулеметный и автоматный огонь, пошвыривали мины. Однако о своем решении я не пожалела, потому что мы обнаружили двух тяжелораненых, оказали им первую помощь и вытащили на командный пункт роты.

Выслушав меня, Ивченко помрачнел, добрые глаза его стали суровыми, он немедленно потребовал от командиров взводов эвакуировать с поля боя всех раненых до единого и доставить их на батальонный медпункт.

Я перебралась во 2-ю роту. Там успокоили: раненых на поле боя не осталось, всех вынесли, перевязали и уложили в укрытиях.

Приказав санитарам переносить людей в балочку, указанную старшим лейтенантом Макагоном, отправилась в 3-ю роту. Опять под огнем, кое-где ползком... Санинструктор роты Колбасенко, скорый на ногу человек лет тридцати, оказался жив и невредим. Он помог подбинтовать нескольких раненых, наложить шины. Убедившись, что Колбасенко сам справится с делом, решила поспешить с оборудованием батальонного медпункта.

В балочке, намеченной для него, действительно хорошо укрытой от вражеского наблюдения густым кустарником, уже скопилось около сорока раненых бойцов и командиров.

Побежала на КП батальона к Юркову:

- Товарищ капитан, скоро придут машины из медсанбата?

Юрков хмыкнул:

- Машины медсанбата сюда не ходят. Слишком опасно.

- Как же эвакуировать раненых?!

- Как обычно, товарищ военврач. Стемнеет, вытащите их на носилках к складам боеприпасов. Тут недалеко, километра полтора... Придут грузовики с боеприпасами, разгрузятся, потом заберут раненых.

- Но пока наступит ночь, пока придут грузовики, одни могут погибнуть, а другие будут невыносимо страдать!

Я с надеждой посмотрела на замполита. Макагон пожал плечами:

- Нужно ждать темноты и грузовиков.

Все во мне, однако, протестовало против пассивного ожидания. Комбата и замполита я ни в чем не винила - они не врачи, им трудно понять, как опасны те или иные раны. Но я-то это знаю, значит, должна, обязана что-то предпринять!

- Разрешите, товарищ капитан, связаться со штабом дивизии? - попросила я.

- С кем именно хотите говорить? - осведомился Юрков.

- С начальником штаба! - выпалила я, мгновенно перебрав в памяти все командование дивизии и решив, что никто меня не поймет так, как давно знакомый майор Г. К. Володкин.

- Ладно, вызовем начштаба...

С Володкиным соединили минут через пять. Волнуясь, я сообщила, что в медпункте Отдельного учебного батальона скопилось немало раненых, есть тяжелые, нуждающиеся в немедленной эвакуации. А машин нет.

Просила дать указание подразделениям автобата, доставляющим боеприпасы, заезжать на медицинский пункт Отдельного учебного батальона и вывозить раненых в течение всего дня.

- Это невозможно, - сухо ответил Володкин. - Автомашин недокомплект, рисковать ими нельзя.

Не знаю, откуда взялись у меня в тот момент упорство и настойчивость, вообще-то не слишком уместные в разговоре со старшим командиром. Видимо, сказался день, проведенный на передовой, сказалась острая тревога за жизнь раненых. И я разразилась тирадой о том, что машины не могут быть дороже людей. Начальник штаба перебил коротким: "Остыньте!" - и прервал телефонный разговор.