Григорий Головин - Александр Степанович Попов

Однажды на форте «Милютин» Рыбкин и его помощник капитан Троицкий настраивали приемник. С форта «Константин», где находилась их передаточная станция, поступали сигналы. «Мина, мина, мина», — выстукивал телеграфист с форта. Точки и тире заполняли телеграфную ленту, медленно выползающую из аппарата Морзе. И вдруг пошла чистая лента, без единой точки, без единого тире. Рыбкин, надев наушники, принялся искать повреждение. Но никаких неполадок он не обнаружил. Однако, что такое? В телефоне послышались короткие и длинные сигналы азбуки Морзе. Что произошло при передаче радиограммы, Рыбкин понять не мог. Тогда он вместе с Троицким отправился на форт выяснять причину. Оказалось, что во время, работы передаточной станции истощился аккумулятор и пропала искра. Но радист решил не прекращать связи. Он свел разрядники как можно ближе друг к другу, чтобы получить хоть небольшую искру, и это ему удалось. Но искра была так мала, что ее мощности нехватило для работы аппарата Морзе. Для более же чувствительного прибора — телефонной трубки — ее оказалось вполне достаточно.

Так случайно был открыт новый способ приема радиограмм — прием на слух. Рыбкин сразу же оценил все значение этого случайного открытия и срочно отправил Попову в Париж лаконичную телеграмму: «Открыто новое свойство кохерера».

Это было исключительно важное сообщение. Попов поспешил возвратиться на родину, отложив предполагавшуюся поездку в Швейцарию. Тем более, что он успел многое уже повидать за границей и лично познакомиться с крупнейшими учеными и специалистами. «Все, что можно, увидел и узнал, — писал Александр Степанович Рыбкину. — Мы не очень отстали от других». Но в этом «не очень» была обычная скромность русского изобретателя.

Способ приема на слух означал новый крупнейший успех русского радиотелеграфирования. После возвращения в Кронштадт Попов тщательно проверил все опыты и вскоре сконструировал специальный радиотелефонный приемник. Этот аппарат, снова первый в мире, был запатентован им в России, Франции и Англии.

Помимо принципиальной важности нового способа приема, радиотелефон отличался тем свойством, что, принимая более слабые сигналы, он мог, следовательно, работать на большем расстоянии. С его помощью почти сразу удалось передать сигналы уже на расстояние тридцати километров.

В наше время радио проникло всюду — на корабль, на танк, на подводную лодку, на зимовку полярников, на вершины гор.

В те же годы, когда Попов совершенствовал свое изобретение, самолетов еще не существовало. В воздух поднимались только воздушные шары.

В Петербурге вопросами воздухоплавания занимался полковник Кованько. Он следил за работами Попова и понимал, что людям, находящимся в воздухе, так же как и ушедшим в море морякам, необходима надежная связь. Такой связью мог быть только радиотелеграф.

Кованько приехал в Кронштадт к Попову. Подробно расспросив его об изобретении, полковник предложил испытать беспроволочный телеграф на воздушном шаре. Попов охотно согласился. Ведь это открывало новую страницу в использовании беспроволочной связи.

Вскоре Попов, Рыбкин и Троицкий привезли аппаратуру в воздухоплавательный парк.

Огромный воздушный шар был заранее приготовлен к подъему. В гондолу шара, захватив передаточную станцию, забрался Рыбкин. Он прочно укрепил аккумулятор на случай толчков и качки. Попов и Троицкий остались на земле, у телефонного приемника.

Кованько отдал приказ о подъеме. Шар колыхнулся, солдаты постепенно отпускали канат. Аэростат медленно набирал высоту.

Вот он поднялся достаточно высоко и остановился. Рыбкин включил передатчик. Сверкнул голубоватый огонек искры.

— Как слышите меня? — принял Попов вопрос Рыбкина.

Завязался первый разговор между небом и землей. Рыбкин с высоты сообщал направление ветра, высоту подъема, делился собственными впечатлениями. И наконец он передал слово: «Кованько». Это было как бы приветствие пионеров радио первым русским воздухоплавателям.

За несколько лет до этого Попов на своем грозоотметчике принял первые сигналы с высоты. Но тогда это были природные сигналы. Теперь же человек сам посылал на землю первые «телеграммы с неба».

Навряд ли в тот день Попов мог себе представить, что через несколько десятилетий сотни, тысячи совершенных машин будут подниматься в воздух, улетать за тысячи километров и с помощью изобретенного им радиотелеграфа не порывать связи с землей!

Поздней осенью 1899 года броненосец береговой обороны «Генерал-Адмирал Апраксин» направлялся из Кронштадта в Либаву. Погода не благоприятствовала плаванию. Все небо заволокли тучи, то и дело шел снег.

В Финском заливе у берегов острова Гогланд броненосец, видимо отклонился от курса и налетел на подводные камни. Он получил пробоины. Оставить неподвижно застрявший на камнях корабль до весны было по меньшей мере рискованно: во время ледохода он мог пострадать еще больше.

Морское министерство решило не откладывать спасательных работ, а начать их без промедления.

Но тут возникло непреодолимое препятствие — между Гогландом и материком отсутствовала связь. А для работ она была необходима. Проложить под водой телеграфный кабель? Это стоило очень дорого — пятьдесят тысяч рублей. Да и прокладку кабеля можно было начать только весной.

Тогда-то опять вспомнили об изобретении Попова. Не выручит ли беспроволочный телеграф?

Попов принял предложение Морского министерства. Представлялась возможность еще раз практически доказать полезность своего изобретения, да еще в таком огромном, важном деле.

Но теперь беспроволочному телеграфу предстояло передавать сигналы за сорок верст, а в последних опытах была осуществлена дальность только на тридцать верст. Удастся ли перекрыть эти добавочные десять верст?

Но на опыты отпускали десять тысяч рублей. Можно было, наконец, заказать новые, более мощные приборы!

Вместе с лейтенантом Реммертом и четырьмя телеграфистами Попов отправился на Финский берег в город Котка, где находился ближайший к Гогланду почтово-телеграфный пункт. Там сразу приступили к постройке радиостанции. К месту аварии броненосца, на остров Гогланд, поехал Рыбкин с капитаном Залевским и помощниками-телеграфистами.

Через месяц в Котке была сооружена радиомачта шестьдесят футов высотой. Рядом с ней находился маленький разборный домик для радиостанции.

16 января 1900 года, в девять часов утра, станция Котки, как было условлено заранее, передала первую радиограмму;

- «Гогланд! Начали работать сегодня»... выстукивал радист.