Валериан Альбанов - На Юг, к Земле Франца-Иосифа

Мы торопливо, поминутно спотыкаясь на камнях, а иногда еще «запинаясь» больными ногами, шли вдоль берега на восток, жадно всматриваясь вперед.

За поворотом нам показалось, что мы видим что-то вроде постройки, но скоро она опять скрылась за холмом.

Пройдя еще сажен полтораста, мы увидели, что за холмом как будто возвышается шест. Он все больше высовывался из-за холма и был уже ясно виден. Не могло быть сомнения, что мы подходим к самому интересному месту. Мы знали, что ожидать деревьев на мысе Флора не могли, значит, этот шест кто-нибудь да ставил. Левее рассмотрели и второй шест; к вершинам их что-то было прикреплено.

Но вот показался и дом, настоящий бревенчатый дом с почти плоской крышей на один скат и с трубой. Да это уже не развалины, а целый дом. Увидели еще дом и еще постройку и уже были уверены, что здесь если не город, то порядочный поселок, так как мы за дома впопыхах принимали и все большие камни. Мы так были заняты рассматриванием этого поселка, что не обращали внимания на ближайшие предметы. Вдруг совершенно неожиданно, саженях в 30-ти от нас, около глубокого оврага мы увидели большой промысловый бот, норвежского типа. Он был совершенно в порядке и лежал килем кверху. Около были сложены различные принадлежности: весла, решетки и проч. Почему-то нам показалось, что этим ботом пользовались очень недавно, может быть, в этом году. Бежим далее к поселку, к самому большому дому, ожидая увидеть людей. Если мы их сейчас увидели, то, право, не удивились бы, так как серьезно вообразили себя в каком-нибудь промысловом поселке, о существовании которого раньше не знали. Мы не обращали внимания, в каком состоянии эти, уже близкие теперь, дома. Они казались нам новыми, может быть обитаемыми. Возможно, что сейчас откроется какая-нибудь дверь, услышим мы незнакомый голос и увидим какого-нибудь норвежца или англичанина с трубкой в зубах [56] Официальное провозглашение Земли Франца-Иосифа российской территорией и подъем русского государственного флага на мысе Флора состоялись только в конце августа 1914 года. Это было сделано спасательной экспедицией на судне «Герта», прибывшей на поиски экспедиции Седова уже после ухода «Св. Фоки» с мыса Флора. Узнав из записки Альбанова о пропаже четырех человек на Земле Георга, «Герта» подходила к мысу Гранта, но людей там не обнаружила. .

Но, подойдя к дому, мы убедились, что он необитаем: все окна были заколочены, хотя и неплотно, но в некоторых стекла были разбиты. Дверь в дом была полуоткрыта и занесена снегом, который уже превратился в грязный лед. Нижние бревна дома были занесены тоже снегом, но верхняя часть постройки была свежа и производила впечатление недавно поставленной. Но теперь мы не обращали еще внимания на детали; нас заинтересовали какие-то большие ящики, полузанесенные снегом, которые лежали у самого дома. Оторвав доску у одного из них, мы внутри увидели второй ящик, но уже жестяной. Разрезали ножом жесть, и (о счастье!) внутри ящик оказался полон белыми сухарями, галетами. Сейчас же у нас и в карманах и во рту очутились эти чудесные галеты, о которых мы столько времени мечтали. Вскрыли второй ящик, и он оказался тоже с галетами, но уже лучшего сорта. Таких ящиков было пять, и не было сомнения, что все они с галетами. Для того, чтобы понять нашу радость при этом открытии, надо несколько месяцев получать ржаные сухари ограниченными порциями, а в течение полмесяца не видеть ни крошки хлеба или сухаря и питаться одной мясной пищей, без всякой абсолютно приправы, кроме морской воды. Когда вы садитесь за стол и вам подают обед, в котором встречается и зелень, и крупа, и картофель, то вы обращаете внимание на эти горячие или холодные блюда, совершенно игнорируя те несколько кусочков тонко нарезанного хлеба, которые не составляют собственно обеда, а служат как бы приложением к нему. Вы даже не обратите, может быть, внимания, какой вам дали хлеб, сколько дали и сколько вы съели. Я тоже раньше был в таком положении, что не придавал особенного значения хлебу, и никак не предполагал, что по хлебу или даже сухарю можно тосковать, буквально тосковать, даже тогда, когда вы сыты от одного мяса. Читая еще давно описанные зимовки Нансена и Иогансена в мрачной хижине на острове Джексона, когда они питались в течение зимы только мясом, мне казались несколько преувеличенными их мечты о сухарях, которые несложно найти на какой-то промысловой шхуне у Шпицбергена, мне казался преувеличенным их восторг, когда они нашли этот хлеб у Джексона на этом же мысе Флора.

Но потом я понял, как я ошибался; без мяса легче жить, чем без хлеба или без сухаря; я убедился в после того, как не видел его только полмесяца. Познал я действительную цену хлеба! И теперь, когда нашли целых пять ящиков сухарей, то мы были рады, как никогда!

Только теперь мы обратили внимание, что к стене дома, со стороны входа, была прибита вертикальная доска, возвышавшаяся над крышей аршина на два с половиной. К этой доске наверху была прибита другая доска, поперечная, покороче, на которой была четкая надпись латинским шрифтом: «Экспедиция Старшего лейтенанта Седова 1913 год» [57] Эта доска ныне хранится в Музее Арктики и Антарктики в Ленинграде. . Вот те раз! Так мы значит, находимся в гостях в становище Седова? Но почему здесь написано 1913 год, когда Седов отправился в том же 1912, как и мы! Странно!.. Под поперечной доской были привязаны проволокой две запаянные жестяные банки из-под какао. Это почта, догадался я; должно быть, ждут прихода судна.

Подойдя к двери, мы увидели надпись синим карандашом «Первая Русская полярная экспедиция Старшего лейтенанта Седова прибыла на кап-Флора 30 августа 1913 года и 2 сентября отправилась в Теплиц-бай».

Теплиц-бай… Залив Теплиц, это мне знакомое название. Это на земле кронпринца Рудольфа. Пришли 30 августа, а 2 сентября ушли… По-видимому, на собаках ушли далее, иначе не выгружали бы этих ящиков и другого имущества, виднеющегося вдали. Но как они успели за 4 дня сложить этот дом; а еще удивительнее, как они успели в нем пожить и так его запустить? По-видимому, они приходили сюда второй раз зимой или ранней весной, пожили здесь, взяли, что могли и что им надо было, оставили эту почту в жестяных банках и опять ушли в Теплиц-бай. Заглянули мы в дом, но там было темно и такой беспорядок, такая грязь, что трудно вообразить себе: грязный лед лежал слоем на треть вышины всего помещения, и в этот лед вмерзлись обломки мебели, разные лохмотья, банки из-под провизии, грязная посуда и проч. Отложили осмотр до другого раза и решили идти далее к амбару, стоявшему саженях в тридцати от дома. Амбар этот представлял большую постройку, сложенную из толстых, двухвершковых досок на сруб, разделенную внутренней переборкой на две половины, каждая с отдельной дверью, но этих дверей не было, они были сорваны. Большей части крыши и потолка у этой постройки тоже не было. Внутри амбар наполовину был наполнен льдом, из-под которого высовывались ящики, ряды банок, бочки, большие железные бидоны, непромокаемая одежда, парусина и масса каких-то обломков. В другой половине, кроме перечисленного, наполовину высовывался из-под льда зеленый каяк хорошей работы. Сбоку, около амбара, была полуразрушенная пристройка, сарайчик, в котором лежали мелко напиленные дрова.