Владимир Карпов - Взять живым !

Разведчики не предполагали, что удобный момент наступит так скоро. Саша Пролеткин первым выскользнул из окопчика, ужом подполз к проволоке. Перевернулся на спину и торопливо стал выстригать проход. Все, затаив дыхание, следили за ним. Немцев на всякий случай держали на мушке.

Саша быстро продвигался вперед между кольями заграждения. Вот он безмолвно махнул рукой. Из щелей поползли к нему еще двое. И в ту же минуту немец, стоявший лицом к разведчикам, закричал, показывая рыжему на ползущих.

Две короткие очереди из автоматов ударили одновременно. Немцы не то упали, не то присели. Ромашкин кинулся к проходу, торопливо полез под проволоку. Колючки рвали одежду, больно царапали тело. Разведчики, назначенный в прикрытие, тоже спрыгнули в траншею и разбежались по двое вправо и влево, стреляя из автоматов по наблюдателям.

Ромашкин кинулся к рыжему. Тот был мертв. Второй немец оказался живым, только на плече у него расползалось кровавое пятно. Он угрожающе сжимал в руке гранату. Рогатин вырвал ее, отбросил, схватил немца за ремень, выкинул из траншеи и поволок к проволоке. Тот отчаянно сопротивлялся и визжал.

Из блиндажа на этот визг выбежали те, что отдыхали. Ромашкин оперся о край траншеи и дал по ним несколько длинных очередей. Двое свалились, остальные юркнули опять в блиндаж. Василий продолжал стрелять по входной двери, а Рогатин уже тащил "языка" за проволокой.

Отстреливаясь на три стороны, стали отходить и другие разведчики. Саша Пролеткин выбрался за проволоку последним, и Ромашкин тут же подал сигнал своим артиллеристам. Ракета его еще не успела погаснуть, как дрогнула и вскинулась черной стеной земля.

Пригнувшись, разведчики побежали к своим окопам в полный рост. Снаряды гудели над самой головой. Сначала только свои, а потом и чужие - немецкая артиллерия открыла ответный огонь. Пришлось залечь.

В нейтральной зоне, между двух шквальных огней, было сейчас самое безопасное место.

Пленному перевязали плечо, и он послушно лежал рядом с Рогатиным.

- Гляди у меня, не шебуршись! - погрозил ему пальцем Рогатин. - Не то по шее получишь.

Немец согласно закивал:

- Яволь, яволь. Гитлер капут.

- Понятливый, - усмехнулся Рогатин...

Когда канонада стала чуть затихать, поползли опять к своим траншеям. И доползли. Все, как один, невредимые.

Перед отправкой пленного в штаб дивизии его, как всегда, первым допрашивал Люленков. Капитан расположился на бревне при входе в блиндаж. Все штабники, когда нет обстрела, выбирались из-под земли на солнышко.

Ромашкин подсел к Люленкову.

- Дивизия перед нами прежняя, - сказал ему капитан и тут же задал очередной вопрос немцу: - Значит, вы рабочий?

- Да, я токарь. Работал на заводе в Дрездене.

- Почему же вы против нас воюете, у нас же государство рабочих и крестьян?

- Меня призвали в армию. Разве я мог не воевать?

Ромашкин еще раз оглядел пленного. Да, это был тот самый бледный, светловолосый. Теперь прикидывается овечкой, а в траншее вел себя по-другому. Василий, медленно подбирая слова, напомнил ему:

- Ты много стрелял. Подкарауливал наших и стрелял.

- Это моя обязанность, я солдат.

- Другие солдаты днем не стреляли, только ты подкарауливал и стрелял.

- Лейтенант все видел, - уточнил Люленков. - Два дня он лежал перед вашей проволокой.

- О, лейтенант очень храбрый человек! - льстиво откликнулся пленный. Мы не ждали вас днем. Мы знали: вы приходите ночью.

Он явно хотел уйти от разговора о том, что стрелял больше других. И Ромашкину почему-то подумалось, что рыжий, наверное, был лучше этого честнее и порядочней. Поинтересовался: кто же такой рыжий?

Люленков перевел вопрос.

- Его звали Франтишек, он чех из Брно, до войны был маляром, - охотно ответил пленный.

- У вас что, смешанная часть? - заинтересовался капитан.

- Да, теперь многие немецкие части и подразделения пополняются солдатами других национальностей. Мы понесли большие потери.

- А может быть, это потому, что другие национальности - чехи, венгры, румыны - не хотят воевать против нас, а вы их заставляете?

- Не знаю. Я маленький человек. Политика не мое дело.

Ромашкина все больше раздражал этот хитрец. "Маскируется под рабочего, спасает шкуру, фашист проклятый". Брезгливо отодвинулся подальше от него.

А вернувшись в свой блиндаж, сказал Пролеткину:

- Саша, ты был прав насчет той лошади... Перед нами стоит прежняя дивизия.

Пролеткин просиял, взглянул на Рогатина победителем.

- Слышал, что лейтенант сказал? Вот и подумай теперь, кто из нас балаболка?

Рогатин только почесал в затылке.

Остаток дня Ромашкин вместе со всеми участвовал в пиршестве, которое устроил старшина Жмаченко. Был весел, но неприятный холодок нет-нет да и окатывал его. Все еще не верилось, что днем, на виду у врага они утащили "языка" и вернулись без потерь!

А когда легли спать и в блиндаже погасили свет, его стала бить нервная дрожь. "Тормоза не держат, - с грустью подумал Василий. - Да тут натяни хоть стальную проволоку вместо нервов, и то не выдержит. Это ж надо, днем, на виду у всех! И как мы решились? Если пошлют еще раз на такое задание, у меня, наверное, не хватит сил. Впрочем, днем теперь и не пошлют, - подумал он с облегчением. - Командование тоже понимает, что такое может получиться только раз".

* * *

Все лето полк Караваева провел в обороне, а с сентября начались тяжелые и на первый взгляд совсем безрезультатные наступательные бои. Велись они почти беспрерывно.

В полном изнеможении Ромашкин снял изодранный, грязный маскировочный костюм. Обессилевшие руки не поднимались. Его разведчики находились в таком же состоянии.

Позвал старшину, приказал:

- Тебе, Жмаченко, и всем, кто с тобой оставался, всю ночь дежурить посменно. В первой траншее - по одному бойцу на сто метров, и те, наверное, уже спят. Как бы фрицы голыми руками всех вас не передушили.

- Фрицы тоже вповалку лежат, вы крепко им поддали сегодня, - ответил Жмаченко. - А охрану я выставлю, отдыхайте спокойно, товарищ лейтенант. Лейтенантом назвал по привычке - со вчерашнего дня Ромашкин старший лейтенант, однако он и сам еще не освоился с новым званием.

- Поддали своими боками, - заворчал Голощапов.

И Василий мысленно вновь увидел, как малочисленные роты поднимались нынче в атаку. Больно смотреть.

"Куда там наступать! Если фашисты нанесут контрудар - на своих позициях не удержишься".

Не раздеваясь, Ромашкин повалился на жесткие нары и мигом заснул. Спал, казалось, совсем недолго, а уже кто-то тянет за ногу.

- Товарищ старший лейтенант, проснитесь!..

В блиндаже было темно, лишь алый бок железной печки светился в углу. Усталость еще не прошла, в тепле она расплылась по телу вязкой тяжестью.