Александр Шульгин - Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1

Минут через сорок до меня дошло, что кое-что изменилось. Я не могла понять, что именно, я просто знала, что вышла из обычного состояния. Я пошла в кабинет и сказала Шуре, что процесс пошел, только я не могла сказать точно, каким образом. «Здорово! - ответил он. - Я действительно не ожидал ничего подобного. Думаешь, этого достаточно для порога?»

- На самом деле это уже тянет больше, чем на плюс один, - сказала я. - Но поживем-увидим, что будет дальше.

- Ну, держи меня в курсе.

- Можешь быть уверен!

Я наклонялась и с ворчанием подбирала с пола вещи, бросая мятую одежду в корзину для глажки. Я просматривала фотографии и аккуратно складывала их в обувную коробку, которую потом надо было задвинуть под кровать. Я все больше чувствовала себя странно. Это было не совсем приятно Вроде бы никакой тяжести в теле я не ощущала, меня просто охватила какая-то тревога, и я не могла прогнать ее.

Спустя примерно час после приема наркотика я пришла к выводу, что его действие превысило оценку плюс один и что я больше не хочу наводить этот чертов порядок в спальне. Мне хотелось прилечь, так что я отодвинула лежавшие на кровати коробки, освободив себе место. Я все еще не могла ясно определить, в чем заключался дискомфорт.

Явного зрительного эффекта, который наблюдается при превышении уровня плюс один, я не наблюдала; ничего не двигалось на потолке или на стенах, рябь по краям штор тоже отсутствовала. Но стоило мне посмотреть в окно на гору Дьябло и ее предгорья, как они предстали передо мной в тревожном виде. Я люблю Дьябло; я видела так много восходов над этой горой Нередко я любовалась восходом в конце хорошего эксперимента. Шура был рядом и обнимал меня. Особенная форма этой горы стала частью нас, частью нашего дома, одной из первых вещей, которые мы ищем взглядом, возвращаясь домой из отъезда. Еще никогда мне не приходилось видеть гору такой, какой она предстала передо мной в тот момент, - гнетущей, недружелюбной, почти враждебной. Я отвела взгляд от окна.

Чувствуя, что замерзаю, я достала из шкафа старенький мягкий свитер светло- и темно-коричневого цвета и надела его, прежде чем снова лечь на кровать. Мне казалось, что лучше будет какое-то время не шевелиться, потому что любое движение вызывало волну холода, проходившую через меня. К тому же я почувствовала намек на тошноту.

Закинув руки за голову, я лежала на постели и осматривала комнату. Ничего необычного я не увидела; это была просто комната, а не дорогое мне место, где мы с Шурой занимались любовью и слушали музыку. Меня окружали просто стены, просто мебель и гора хлама у дальней стены. Подо мной была просто большая кровать, на которой громоздились пыльные картонные коробки. Я не чувствовала привязанности ко всему этому.

На самом деле, поняла я, я вообще не чувствовала никаких эмоций, лишь слабое отвращение.

Когда в спальню пришел Шура и спросил, как продвигаются дела, я ответила: «Это действительно странно. Не думаю, что мне это очень нравится».

Он присел на кровать и спросил, какого уровня активности достиг, на мой взгляд, наркотик. «Мне кажется, где-то плюс два», - сказала я.

У него взметнулись брови от удивления. Потом Шура нахмурился и сказал мне: «Может, ты очень чувствительна к этому соединению; не могу понять, как ты достигла уровня плюс два при увеличении дозы всего лишь на десять миллиграммов от той, что принимал я».

Я сказала, что тоже не могу этого понять, но очевидно, что этот препарат не войдет в число моих любимых ни на одном уровне. В этом я была уверена. По крайней мере, все, что было до сих пор, мне не очень нравилось.

Шура спросил о нагрузке на тело и на нервную систему. «С этим, похоже, все нормально, - сказала я. - Я просто чувствую психический дискомфорт».

Он задумчиво похлопал меня по ноге, а затем предложил: «Почему бы тебе не выйти на улицу? Вдруг это улучшит дело?»

- Ладно, я попробую, - сказала я, вовсе не чувствуя прилива энтузиазма от этой идеи. Я встала с кровати и пошла по коридору к задней двери. До меня донесся Шурин голос: «Тебе составить компанию?»

- Нет, спасибо, позволь мне попробовать это самой, по крайней мере, вначале.

Я медленно пошла по тропинке мимо лаборатории и вверх по короткой кирпичной лестнице. Я обнимала себя руками, спасаясь от холода, и чувствовала легкое раздражение. Я добралась до края заросшего травой откоса. В хорошую погоду мы частенько сидели здесь с Шурой на полотняных стульях, качавшихся на неровной земле, и смотрели на долину.

Я перевела взгляд на гору, высившуюся на востоке, а потом посмотрела на север, где находилась столица округа, старинный городок Мартинез прятался под тонким белесым покрывалом из тумана. Кроме небольшого раздражения, я больше ничего не ощущала. Не было ни восторга, ни депрессии, ни страха; не было вообще никаких эмоций. Лежавшая внизу долина и гора были на своих местах, но вокруг себя я не видела ни красоты, ни уродства и не чувствовала привязанности к чему бы то ни было.

Все, что открывалось моему взору, усиленно заявляло о своем существовании, но не имело ко мне никакого отношения.

Окружающий мир кажется холодным, ясным, отстраненным и не вызывает во мне ответной реакции. Меня ничто не заботит. Это означает, что этот проклятый наркотик не пойдет дальше Шуры и меня. Ну, ну, почем знать! В конце концов, словосочетание «проклятый наркотик» подразумевает некоторое чувство. Какая-то часть меня чувствует злость! Это интересно.

Пока я стояла, наблюдая за туманом в конце долины, в моем отношении к нему появился новый момент: туман стал казаться мне живым - холодной, белой и чужой субстанцией. Похоже, мрачно подумала я, на мое собственное состояние, воплощенное в природе.

Я чувствую себя так потому, что я вижу природу такой, какая она есть на самом деле, то есть без сентиментального ретуширования, к которому обычно прибегают люди? Люди всегда думают: «Мне нравится это дерево или вон та речка; я люблю эту гору, эти холмы. Поэтому я им тоже нравлюсь, они любят меня». Сами того не осознавая, мы проецируем на природу исключительно человеческие чувства, которые она не разделяет и до которых ей нет дела. Так ли это? Я не чувствую никаких эмоций, потому что настроилась на то, что меня окружает, и вижу этот мир без прикрас. Передо мной предстал природный ландшафт, в котором эмоциям вообще нет места. Лишь животные и люди испытывают их. Больше в природе их не существует.

Мой желудок по-прежнему не был уверен в себе, поэтому я пошла обратно в дом и остановилась в дверях Шуриного кабинета, чтобы сказать ему, может, мне стоит немного поесть.

- Как внешний мир? - спросил Шура.

- Боюсь, я не смогла оценить его по достоинству. Все вокруг было очень странное, прохладное и не особенно дружественное, так что я подумала, что лучше мне вернуться домой и подогреть себе супа. Ты будешь со мной?