Александр Шульгин - Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1

Все, что я могла вымолвить, было: «О, понимаю». Мой собственный Наблюдатель - так я называю часть самой себя, которая следит за всем происходящим, - с интересом отметил, что у меня вдруг засосало под ложечкой. Я мило улыбнулась скрытому в тени лицу и, сама не знаю почему, сказала: «Надеюсь, все пойдет так, как вы захотите».

Перед тем, как сесть в машину, я повернулась к Шуре и на всякий случай закинула крючок.

- Когда вы вернетесь, - сказала я, - мне бы хотелось узнать, как все прошло.

Я порылась в своей сумочке, чтобы найти ручку и маленький блокнот, которые всегда носила с собой. Я написала свое имя и телефонный номер и протянула листок Шуре. Он вынул из кармана брюк большой потертый бумажник и вложил туда листок, проверив, не выпадет ли.

Из окна машины, сидя на водительском сиденье, я посмотрела на высокую фигуру в коричневой куртке и сказала: «Я очень рада, что наконец с вами познакомилась, и надеюсь, что мы с вами еще увидимся». Я произносила самую обычную, стандартную для этого случая фразу медленно, выразительно, словно она открывала мне путь к сокровищу, как заклинание Али-бабы «Сезам, откройся!»

Шура Бородин оперся на край окна моей машины, просунулся внутрь, так, чтобы смотреть прямо мне в глаза, и сказал всего лишь одно спокойное слово «да».

Слабая дрожь пробежала у меня по позвоночнику. Я поехала домой, и улыбка долго не сходила с моего лица.

Больше двух месяцев я не виделась с Шурой. За это время Келли нехотя собрал все свои вещи, которые были в моем доме, и, к моему немалому удивлению, при прощании робко поцеловал меня в лоб и почти с извинением пожал плечами, словно сознавая, что на этот раз его обычная вспышка раздражения ничего не даст. Я была тронута и вздохнула с облегчением, а на следующий день сменила в доме все замки.

Потом пришло Рождество и все, что было связано с ним и напоминало мне о моих материнских обязанностях. Энн, Венди и Брайан были не просто моими детьми, но и моими единственными близкими друзьями. Развод показал - и это было очень больно сознавать - что большинство наших с Уолтером знакомых предпочли поддерживать связь с ним, со своим партнером, у которого была медицинская степень и положение в обществе; очевидно, им просто не приходило в голову продолжать оставаться друзьями с нами обоими.

Мне приходилось работать, чтобы прокормить себя и детей; Уолтер помогал нам немного деньгами - это все, что он мог себе позволить. Но этого было недостаточно, чтобы содержать троих подростков и оплачивать ежемесячные счета.

Энн, старшей из двух моих девочек, исполнилось семнадцать, и она наконец-то могла порадоваться своей фигуре после многолетних страданий, пока она была толстушкой. На год младшая ее Венди тоже боролась с избыточным весом и победила. Год назад мы втроем сидели на диете, и в итоге пришел тот день, когда мы смогли поехать в крупный торговый центр на 101-м шоссе. Все вместе мы пошли в магазин, где продавались только джинсы. Пока Брайан сидел в ожидании, я и девочки натягивали на себя джинсы таких размеров, о которых восемь месяцев назад мы могли лишь мечтать. Я купила каждой из нас новые джинсы, посмеиваясь над преувеличенно скучающим взглядом Брайана (у него-то никогда не было проблем с весом). Праздничный день.

Так что на Рождество, пользуясь соблазнительными кредитными карточками, которых, как мне было известно, я должна была бы избегать, я купила красивую, сексуальную одежду в подарок своим дочерям. Для Брайана, своего нежного, заботливого сына, я подыскала дорогой свитер в скромных коричнево-голубых тонах. Брайану было всего четырнадцать, и он был младшим, однако он уже вышел из детского возраста. Над его верхней губой уже пробивались усики, по поводу которых его сестры то и дело отпускали свои комментарии. Брайан уже имел свои пристрастия: он предпочитал простую одежду в консервативном стиле. В раннем детстве у него была дислексия средней степени, и он научился избегать насмешек и злых шуток школьных хулиганов, оставаясь тихим и скромным. Я подозревала, что его выбор одежды хотя бы частично объяснялся тем, что случилось с ним в детстве.

Энн и Венди были яркими, привлекательными девочками; у обеих были густые светлые волосы, спадавшие прямым блестящим потоком до поясницы. Когда они были помладше, то всегда горько жаловались, почему это у Брайана волосы темнее и вьются, а у них нет. Но в средней школе золотые водопады их собственных волос привлекли к ним столько внимания, что постепенно они перестали завидовать кудрям Брайана. Я угрожала им изгнанием, наказанием или хуже того, если они даже подумают о том, чтобы обрезать хотя бы волосок.

Они были добрыми, вдумчивыми, мои дети. Они замечали то, что чувствуют окружающие, и были терпеливыми, когда я не слишком успешно пыталась совмещать работу с домашними делами. Я всегда была никудышной домохозяйкой, и страдала от приступов чувства вины, понимая, как часто дети убирают в доме вместо меня. Единственная неприятность, которую мне доставляли дети, были их глупые споры друг с другом. Это обычное дело для братьев и сестер. К моему огромному облегчению, они как раз начали перерастать эту специфическую форму веселья и забавы.

Я обожала их не только потому, что они были моими детьми, но и потому, что они были хорошими и честными по своей природе.

В канун Нового года, когда дети ушли на холм, чтобы побыть со своим отцом, я отправилась на вечеринку общества «Менса» в Сан-Франциско, но вернулась домой относительно рано, намереваясь встретить первые часы нового года подальше от шумных людей с неровной походкой, перебравших спиртного. Я стояла на крыльце, одна, в темноте, и смотрела в усыпанное звездами морозное небо. Я отпустила всю свою боль и надежды, связанные с этой ночью, и обратилась с молитвой к тому человеку, который - в конце концов - станет для меня тем, в ком я нуждалась всю свою жизнь, - мужчине, выдержавшем все перемены, которые с ним случились, и духовные битвы, и превратившемся в настоящего взрослого. Взрослый мужчина. Кто, Боже упаси, не станет возражать против того, что я бабушка. Мужчина наподобие Шуры Бородина - или того, кем показался мне Шура.

Я немного поплакала, потому что мое желание было таким сильным, а чистое ночное небо - таким равнодушным. Все, что было в моем теле и моей душе, может быть, так и состарится, не обретя любовника и друга, который мог стать мне тем, кем могла стать для него я. Я выпила немного вина за себя, за надежду, за новый год и прекрасные холодные звезды, а потом пошла спать.

В конце января мне позвонила одна женщина, с которой я несколько раз встречалась на собраниях в Центре изучения головного мозга. Это была приятная, легко порхавшая по жизни, похожая на ребенка женщина лет шестидесяти, напоминавшая мне венгерскую графиню, с которой мои родители были знакомы в Италии, когда я была еще маленькой. Хильда даже носила такие же драгоценности, как у графини. У нее были тонкие птичьи пальцы, на которых сверкали кольца, а шея была увешана многочисленными цепочками и кулонами. Она была президентом какого-то учреждения, связанного с психологией. Название этого учреждения я никогда не могла толком запомнить. Хильда постоянно трещала о книге, для которой она вечно собирала материал.