Самуил Зархий - Наркомпуть Ф. Дзержинский

И тут же Феликс Эдмундович взялся за перо. Кратко описал он тревожную обстановку на сибирских дорогах. Привел факты, когда на рельсовых путях были найдены пироксилиновые шашки, а в паровозных топках обнаружены капсюли от бомб.

Сообщил внушающие беспокойство цифры: с 1 ноября по 26 декабря произошло 20 пожаров в железнодорожных мастерских и станционных зданиях. И при расследовании этих происшествий почти везде чекисты нашли следы поджога…

«Все это ясно указывает, — писал Дзержинский, — что наши враги, не без ведома Японии, в связи с событиями на Дальнем Востоке, поставили себе целью разрушение железнодорожной сети Сибири, чтобы не дать нам возможности вывезти продовольствие и одновременно лишить нас оказания помощи голодающим Поволжья…»

Зазвонил телефон. Нарком поднял трубку.

— Слушаю. Здравствуйте, Глеб Максимильянович! Ленин трижды запрашивал у вас отзыв о статьях в «Известиях»? Я беседовал с инженерами о целесообразности применения автогрузовиков на железных дорогах. Наши спецы настроены крайне отрицательно, а ваши? Тоже отрицательно. Ну, значит, мнения совпадают. А как смотрит Госплан на предложение построить два-три дизельных тепловоза? Положительно? Очень хорошо. Давайте действовать единым фронтом! Заседание Президиума Госплана? Нет-нет, не забыл. Разве можно забыть, если там будет обсуждаться проект декрета о применении нэпа на транспорте. Платность транспортных услуг и хозрасчет — единственный для нас выход из положения. Обязательно приду и выступлю…

Вошедший в кабинет секретарь подождал, пока нарком закончил разговор по телефону и сообщил:

— Приехал Марков. Просит принять его…

Нарком поздоровался с начальником Кавказского округа путей сообщения, который был вызван на заседание коллегии с докладом о переходе дорог округа на хозяйственный расчет.

Марков рассказал о мерах, которые он принимает для увеличения доходов.

Дзержинский одобрительно кивнул головой.

Ободренный этим, Марков тут же начал перечислять требования округа к наркомату.

Феликс Эдмундович остановил его:

— Свое мнение относительно этих требований смогу высказать после подробного ознакомления с вашим докладом. Что касается инициативы по увеличению доходности дорог — тут мы вас полностью поддержим…

Неожиданно нарком переменил тему разговора:

— Сергей Дмитриевич! Хочу кое о чем спросить. Вы с 1918 года работаете в наркомате, знаете всех крупных специалистов. Кто из них по вашему мнению мог бы стать Главным начальником путей сообщения?

Марков задумался.

— Вопрос не из легких, Феликс Эдмундович. Борисова я мало знаю, но спецы его высоко ценят… Пожалуй, подошел бы нынешний начальник Северо-Западной дороги — Правосудович. Инженер с большим стажем, знаниями и авторитетом… Должен добавить, и с большим характером, умеет отстаивать свое мнение. Он работал в наркомате начальником Технического управления…

— Знаю, знаю его, — прервал Маркова нарком. — А каких вы имеете лучших кандидатов на пост путейского главкома?

Марков медлил с ответом. Затем нерешительно назвал еще одну фамилию крупного специалиста.

«Почему Марков обходит кандидатуру профессора Ломоносова? — размышлял нарком. — „Генерал от паровозов“ — как сам Ломоносов себя рекомендует. Профессор и в то же время администратор твердой руки. Умеет отстаивать свое мнение. Но в его характере много внутренних противоречий. Сам специалист, но почему-то к железнодорожным спецам относится крайне неприязненно и высокомерно. Самоуверенность его беспредельна. Эрудированный ученый и в то же время, как говорят знающие его коммунисты, любитель широко пожить, склонен к рискованным авантюрам… Интересно, что о нем думает Марков?…» И Дзержинский спросил:

— А профессор Ломоносов? Каково ваше мнение о нем?

— Специалист он очень крупный, но человек невыносимый — интриган, честолюбец, обуреваемый жаждой славы. Я лично с ним не мог бы работать, а спецы — те сразу разбегутся….

«Это и самое страшное, — подумал Дзержинский. — Ведь для быстрейшего восстановления железных дорог России нужен такой путейский главком, который объединил бы, сплотил бы специалистов, повел их за собой».

Когда Марков ушел, Феликс Эдмундович под свежим впечатлением разговора решил поделиться с Лениным своими мыслями. Он вынул из папки чистый лист бумаги и перегнул его пополам.

«Владимир Ильич! — писал он. — Сегодня я говорил с Марковым о работе Кавказского округа и НКПС — и, кажется, договорились и работа будет согласована. Между прочим, говорили, кто был бы лучшим путейским главкомом…»

Феликс Эдмундович изложил свою беседу с Марковым о возможных кандидатах. Приведя вкратце его отзыв о профессоре Ломоносове, он добавил:

«Я до сих пор из работников транспорта не нашел еще никого, кто бы высказался за Ломоносова. И это пугает меня. При столь тяжелых условиях — при таком отношении к нему руководить транспортом и поднять его — вряд ли будет возможным».

Вечером 5-го января 1922 года, по давным-давно не применявшейся «нитке» графика движения транссибирского курьерского поезда, из Москвы отправился состав особого назначения литер «А».

В вагоне № 4 светилась настольная лампа с зеленым абажуром. Феликс Эдмундович отложил папку с документами и попросил принести ему подшивки «Гудка» и «Экономической жизни», которые он распорядился захватить с собой. В повседневной спешке он еле-еле успевал урывками просмотреть некоторые наиболее важные выступления газет. А ведь иногда небольшая заметка с линии может дать большую пищу для размышлений, чем иная длинная статья…

Феликс Эдмундович медленно листает комплект «Гудка» за последние три месяца. В подшивке гораздо виднее, как изменилось лицо газеты. «Гудок» стал глубже вникать в интересы производства. Вот статья «Шпальное хозяйство», в которой поднимается вопрос об изготовлении железобетонных шпал. «Важная проблема, — думает нарком, — но, увы, нет у нас ни железа, ни цемента для бетона…».

А это еще что? Корреспонденция с линии озаглавлена — «Мох — подбивка для букс». Автор пишет, что острая нехватка подбивочного материала для заправки букс часто приводит к их горению. И вот в некоторых депо Александровской дороги вместо подбивки начали использовать мох, так называемый «кукушкин лен». Корреспондент утверждает, что получены удовлетворительные результаты.

«Так ли это? — мелькает мысль. — Надо поручить специалистам наркомата самим проверить. Может быть, действительно можно временно применять мох, а вдруг эта замена окончательно погубит вагоны? Вот она бедность наша — „кукушкин лен“ в буксах!

Когда-нибудь, прочитав об этом, потомки наши улыбнутся, — думает Дзержинский, — но улыбнутся без насмешки, а добродушно, с теплым чувством к нашему трудному, но героическому времени…»